Правило Рори
Шрифт:
– Кажется, меня цапнула… рыба…
Найджел наклонился, увидел следы зубов чуть выше щиколотки Сиднея.
– Сид, опишите эту рыбу.
Сидней комкал панаму и переживал чувство благодарности и неприязни к светловолосому человеку, склонившемуся к его ногам и заинтересованно рассматривающему кровоточащие ранки. Сидней не знал, отчего он обратился к Найджелу, подумаешь, царапнулся в море, но нюх на дурное никогда не подводил Сиднея, поэтому он выдавил неопределенно:
– Длинная… узкая, сероватая, с темными поперечными полосами… кажется, так… я не заметил точно, она метнулась из-под камня, взбаламутила песок и скрылась, вихляя…
Сэйерс покачал головой: он хотел убить этого человека, но сейчас ему надо немедленно помочь. Найджел припал к ноге Сиднея, методично отсасывая кровь и сплевывая на песок.
– Что вы делаете? – в глазах Сиднея недоумение мешалось со страхом.
Прибежали врачи. Сэйерс шепнул одному из них, что Сиднея укусила морская змея. Врач уточнил:
– Энгидрина шистоза или двуцветная пеламида? Шистозы здесь редкость.
Сэйерс предположил, что шистоза. Врач поджал губы: яд такой превосходит токсичностью яд кобры.
Через час по телу Сиднея распространилась боль неопределенного характера, появился незначительный отек на месте укуса, его рвало, к вечеру Сидней заявил в полубреду, что теряет зрение, конечности его подергивались. Всю ночь врачи не отходили от его кровати. Найджел помогал удалять тампонами рвотные массы, отсасывал слизь из глотки и трахеи. Сиднея кололи не переставая. К утру кризис миновал. Врач сказал Сиднею, что, если бы Сэйерс своевременно не отсосал яд, шансов у Сиднея не осталось бы. После полудня Сидней, чуть приподнявшись на подушках, перехватил взгляд Найджела и впрямую спросил:
– Вы же ненавидите меня, зачем же тогда?..
Сэйерс замер у окна – логика принятия решений человеком иногда причудлива.
Сид добавил:
– Про Эвелин… вот что – я никогда бы не сделал… вы понимаете. Не допустил бы ее гибели… Сэйерс, можете думать обо мне все что угодно, можете даже гадить мне, все равно я не забуду того, что вы сделали. – Сидней устало откинул голову и, уже не обращаясь к Сэйерсу, глядя в потолок и будто самому господу сообщая, добавил: – У меня же четверо.
Сэйерс подумал, что все эти годы ничего не знал о Сиднее. Женат тот или нет? Есть ли у него дети или нет? Где он живет, с кем, как? Ничего о человеке, которого видел не реже чем раз в месяц. Только насмешливые глаза и белая панама.
Эвелин умерла без помощи Сиднея и его врачей через пять лет после урагана на острове, оставив Найджелу маленькую дочь; Сидней знал, что Сэйерс вышел из игры не с пустыми руками – семнадцать квадратных футов сверхсекретных документов! Сидней, похоже, сдержал слово и прикрыл Сэйерса, когда пропали бумаги и потом вновь нашлись, но Сэйерс понимал, что возможности Сиднея не беспредельны и к Сэйерсу еще вернутся заинтересованные лица, его не оставят в покое, хотя бы потому, что из пятерых, работавших с ним на станции, в живых остался только он.
На работу Экклз отпустил Рори Инчу год – таковы сроки заказчика. Рори не привык торопиться, только кажется, что расправиться с человеком проще простого, – вовсе нет, надо рассчитать все, ухватить тот миг, может единственный, когда после исполнения и следов не останется; Рори слышал мнение, будто следов не оставляют только духи, и все же давно уверился, что следы – всегда плата за беспечность. Инч расчищал площадку для работы, тщательно предугадывая любые мелочи, именно предварительная
…Такое ему еще в голову не приходило!
Рори поставил жирную точку на листе бумаги, покоящемся на колене, и снова посмотрел на Сэйерса, спускающегося с прогулочного деревянного мостика, переброшенного над аллеей. Сэйерс не мог не обратить внимания на «бронко-II» Рори Инча, слишком ярка машина, будто кровь на снегу.
Как раз то, что Сэйерс почувствует слежку, входило в планы Рори; Инч намеревался потихоньку прогревать ситуацию, калить Сэйерса постепенно, стараясь довести до податливости плавящегося металла.
Рори опустил глаза, провел от черной точки на бумаге прямые линии в разные стороны, получилось солнце, примитивное, по-детски корявое, над каждым лучом Рори намеревался написать фамилии тех, кто связан с Сэйерсом. Сэйерс слишком многого достиг, покинув Тихоокеанский проект, слишком разрослась его фирма, слишком споро шли дела и пухли счета, чтобы не оказалось ущемленных неподалеку от Сэйерса.
Мало ли кто? Оболганные компаньоны, обманутые друзья, брошенные подруги… Инч твердо усвоил: дорога к успеху плотно забита бредущими по ней, и, если хочешь бежать по осевой, невольно научишься распихивать других в разные стороны, а тех, кто сильно упирается, сбрасывать в кювет. Люди не забывают, когда их отпихнули, не забывают, что сию минуту чувствовали твое дыхание на затылке, миг – и спина конкурента впереди, а теперь и вовсе скрылась из виду. Сэйерс оказался хорошим бегуном, и по обе стороны его дороги должны таиться тс, кому Сэйерс здорово насолил…
Завтра у Рори окажутся данные связей Сэйерса – специалисты подключатся к компьютеру Найджела, чтобы изъять номера телефонов, – после чего люди Барри Субона сделают для Рори сетку контактов; Рори собственноручно процедит все, объясняя это Экклзу необходимостью узнать, не заминирован ли Сэйерс, нет ли в его окружении особенно доверенных – тех, кто должен взорвать мину, случись что, с Найджелом.
Экклз ничего не заподозрит, Рори сработает чисто и па этот раз целиком на себя, потом они с Сандрой умотают далеко-далеко – не найдешь – и станут жить долго и счастливо и умрут в один день. Болтовня Экклза! Вот Тревор над столом, под мышкой костыли. И голос вещает: «Работай, Рори, в поте лица своего, сколотишь деньгу, найдешь себе пару, проживешь долго и счастливо и умрешь в один с ней день. Главное, Рори, в один день! Я читал ребенком, или мне читали, или кто-то сказанул в школе в первый год учебы или второй – это точно, – третьего уже не было, я делал деньги и крутил дела… Жили долго и счастливо и умерли в один день…»
Рори припомнил, как ездил в первые годы после смерти отца на его могилу, подумывая, что тем самым будто запасается гарантией, что и к нему станут также ездить после истечения его сроков земных, а однажды не поехал – пропустил год, потом два, а потом и вовсе перестал ездить, думая, что, когда его не станет, какая разница, приедут к нему или нет.
Его родители жили долго и несчастливо и умерли в разные дни, и… лучше не думать о скорбном, припечатал же создатель человека страхом смерти.