Право лорда
Шрифт:
— Майя…
— Так точно.
— После всего, что ты перенесла. Я имею ввиду…
— Вот именно, Кир, — легко, едва ощутимо коснуться его губ своими. Я уже поняла правила этой игры. Чем нежнее прикосновение, тем больше оно заводит, потому что этой эфемерной нежности не хватает, хочется чего-то большего, причём сразу.
Я вообще способная и кто-то в этом очень скоро убедится.
— Мне сейчас особенно необходимо забыться, — и провести пальцами по умопомрачительно твёрдой, мускулистой спине, пряча улыбку, когда
— Но лекарь сказал — полный покой, — о, судя по хриплому голосу, мы уже не так уверены….
— Кста-а-ати, о лекаре… — сам напомнил, сам виноват. — Может, мне повязку пора сменить? Я хотела сказать, асаху. Не посмотришь? — и хлоп-хлоп ресницами.
— Кажется я понял, что происходит.
— Вот как? И что же? — с самым честным видом продолжаю хлопать ресницами.
Прежде, чем ответить, Кир снова поцеловал. А потом перекатился набок, шумно выдохнув. Погладил по щеке.
— Помнишь, я говорил, что желание дракониды проступает позже?
Киваю. И льну к нему всем телом. Потому что с ума схожу, не могу иначе. Это они здесь, нагшасы, тренированные. А я больше не могу.
— То есть ты меня та-а-ак в прошлый раз хотел?! — всё же нашла время, чтобы удивиться. Даже ошарашиться.
— И тогда, и сейчас, — меня снова погладили по щеке, обрисовали пальцем губы, оттянули нижнюю и хрипло выдохнули: — Только ещё сильнее.
— Как же ты тогда… нет, не так. Почему ты тогда сдерживаешься?!
Вопрос вопросов, между прочим.
Чёрные, расширившиеся на всю радужку зрачки вдруг полыхнули! Огнём! Зелёным! Воспользовавшись тем, что я часто заморгала, потому что поняла, кто тогда, в ритуальном зале «фары включил», Кир ответил:
— Я боюсь не сдержаться, Майя. Причинить тебе боль. Ты так долго спала… и тебе крепко досталось. Исидо сказал: полный покой. Я до сих пор понять не могу, как ты на грагхе столько проскакала, как выдержала.
Я с силой зажмурилась и нагшас замолчал
— Кир, хватит, — прошептала я, открыв глаза. — Я просто умру, если ты сейчас не… — вместо того, чтобы продолжить, накрыла его губы поцелуем.
— Майя…
Нагшас снова оказывается сверху, удерживая свой вес на руках. Заглядывая в чёрные глаза, в глубине которых бушует самое настоящее пламя. Только зелёное, клубящееся.
И вот он снова меня целует, снова пытается делать это нежно, пытается сдерживаться, но выходит откровенно фигово. Да-да, лорд, вас раскрыли. И переиграли. Загнали в угол. И не говорите мне, что у женщин не бывает охотничьего инстинкта, что это исключительно мужская прерогатива… Как же это здорово, как упоительно, ощущать, что желанная добыча уже не вырвется из когтей…
Ладонь Кира скользнула под мой затылок, пальцы сжали волосы, а губы стали жадными, требовательными, настойчивыми.
Язык нагшаса вторгся в мой рот, нагло, беззастенчиво, как захватчик на покорённую территорию. От соприкосновения языков меня… не просто электрический заряд пронзил, меня просто молнией шарахнуло! Ощущение, что если бы воин не придавливал своим телом к кровати, подбросило бы, как на батуте!
Вместо того, чтобы напрячься, расслабляюсь окончательно. Просто теперь волноваться не о чем. Сейчас…. Сейчас это наконец, случится. И это хмельное, сводящее с ума желание отступит… На какое-то время.
Тело становится слабым, непослушным, каким-то ватным. Но не настолько, чтобы не суметь рвануть в стороны борта его рубашки. Прикосновение обнажённой, разгорячённой кожи к груди… разве может что-то быть прекраснее?
Наверное, только дорожка влажных торопливых поцелуев по шее, и ниже… Ощущение как под моими ладонями перекатываются мускулы его плеч, спины. Его руки, губы… Чуткие. Настойчивые. Очень умелые. Кажется, они везде. Ласки из жадных, раздразнивающих становятся откровенно бесстыжими.
— Ах! — всхлипываю, выгибаюсь дугой, хватаю ртом воздух. От того, что он творит с моим телом своими губами, руками… напряжение достигает пика. — Пожалуйста, Кир! Ну пожалуйста, — уже даже не мольба, а что-то стократ большее.
Резким движением он вжимает меня в кровать, и я вскрикиваю, впиваюсь ногтями в твёрдые, как камень, плечи.
— Ещё, — мотаю из стороны в сторону головой и не узнаю своего голоса. — Ещё!!
— Дай мне свои губы, — хрипло шепчет Кир, и я поспешно тянусь к нему, приоткрывая губы, отвечая на поцелуй с такой самоотдачей, словно от этого поцелуя зависит судьба Вселенной.
Наши языки встречаются и тело начинает пронзать молния за молнией. Я содрогаюсь, вжимаясь в твёрдое, разгорячённое тело, наконец ощущая наполненность так сильно, остро, невероятно, как мне и хотелось.
Это какое-то безумие, но мне снова мало, ничтожно мало!
Вздрагиваю всем телом в его руках, вскрикиваю, всхлипываю.
Смеюсь и плачу невпопад.
Мы перекатываемся по кровати, сплетаясь пальцами. Губы горят от поцелуев, вся поверхность кожи становится настолько чувствительной, что кажется, я не вынесу и самого лёгкого прикосновения. Почему же я ещё в сознании?
Приятно, стыдно, до невероятности остро!
Время от времени Кир останавливался, замирал, заглядывал в лицо с каким-то беспокойством. Вроде бы даже спрашивал, не больно ли мне.
Мне?! Больно?! Ты, наверное, шутишь. Мне так хорошо, как никогда в жизни не было. Только не останавливайся, пожалуйста, ну пожалуйста… Не останавливайся.
И он сжимал в объятиях, двигался снова. Резко, грубо, пронзительно. Я снова и снова впивалась в спину ногтями, поцелуями — в губы, шею, плечи… куда доставала. Мы вновь и вновь перекатывались по кровати, тяжело дыша.