Право на девочку. Том 1
Шрифт:
– Понял. Сейчас придем.
После чего повернулся и посмотрел на Лиду.
– Вы готовы? Нас ждут. И да, Лидия, будет лучше, если вы оставите телефон нам. Заблокируйте его. Потом мы вам его, естественно, вернем.
Ловушка, в которую Лида сама себя толкала с маниакальной настойчивостью, захлопнулась.
Глава 3
Мужчины похлопали друг другу по плечам, и Павел коротко бросил:
– Завтра увидимся.
Мирон так же коротко ответил:
– Да.
Завтра…
Даже
Правда, не без подвоха.
Но об этом позже. Потом, когда он выйдет.
Мирон смотрел, как за другом закрывается дверь.
Потом отошел к столу, налил себе ещё коньяка, выпил.
И принялся ждать.
Над ним ещё не было суда, они с парнями не знали, насколько его закроют. Уже подготавливали почву. Поэтому, когда Мирону вынесли обвинительный приговор, он точно знал, в какой зоне будет отбывать наказание, и как часто к нему будут привозить девочек.
Долго без секса он не мог. Вернее, мог. Но не хотел.
Ему было жизненно необходимо трахаться.
Скидывать напряжение.
Иначе вся та дурь, что копилась в нем ежедневно, выльется в нечто другое. Более злое и агрессивное, и последствий уже не избежать. Мирон нечто подобное проходил и не раз. Особенно по молодости, когда каждый день просыпался с намерением доказать, что он не хуже, чем другие. Что он достоин лучшего.
Самого лучшего.
Мирон не помнил, когда эта мысль пришла к нему. Кажется, она всегда была с ним. И он целенаправленно шел к тому, чтобы осуществить её.
Женщин Мирон любил. И сильно.
Они его… не очень. После определенных моментов.
Мирон их всех знал. И принимал.
Взрослый мужик, нахера бегать от самого себя? Дурь несусветная. Один из важных моментов, который он уяснил, будучи ещё сопливым мальцом, это правда о себе. То, с чем необходимо жить и, если требовалось, бороться.
Мирон беглым взглядом окинул комнату. В прошлый раз была хуже. Эта почти походила на приличный номер в придорожной гостинице. Даже ковролин имелся, черт побери! Отопление тоже работало неплохо, в отличие от камер.
А если учитывать, что последнюю неделю он провел в одиночке, то и вовсе неплохо.
На лице мужчины застыло выражение, смутно напоминающее оскал.
Зверь внутри лютовал. Он был голодным и чертовски злым. Даже непонятно, что вырывалось на первое место. Если бы не многолетние тренировки, не факт, что Мирон не сорвался бы.
Он и сорвался… Неделю назад. Вмешался сам начальник колонии.
Изначально был уговор, что ни его не трогают, ни он никого не трогает. Многие на зоне знали, кто он и что из себя представляет. Большинству этого было достаточно. Скиф собирался отсидеть свой срок, выйти и продолжить дальше идти к конечной цели.
Но, естественно, нашлись отморозки, которым закон не писан. Слишком борзые по молодости. Пришлось ответить.
Почти
Его оттащили в последний момент. Когда Мирон поднял голову и посмотрел в лицо конвоиру, у того в глазах застыл страх. Ощутимый. Вот это было совершенно непонятно. Мирон, несмотря на все свои регалии и достижения уже на гражданке, не был беспредельщиком. За ним ходила определенная слава, но не настолько же…
А тут…
Он ничего не понимал.
За неделю в одиночке так и не нашел причины.
Разговор с Павлом добавил ещё загадок.
Ладно… Разберется. Главное, что у них всё получилось!
И он выходит.
Завтра…
От мысли, что завтра он покинет ненавистные серые стены и снова вдохнет ни с чем не сравнимый запах свободы, в голове появлялся шум. По логике, он должен расслабиться. Всё сделано. Заплачено. Назад дороги нет. Даже начальник лагеря, который лично навестил его вчера в одиночке, вел себя странно.
Точно хотел от него избавиться.
Смотрел, но ближе не подходил.
И взгляд… почти как у конвоира.
А ещё полгода назад взгляд начальника был снисходительный. Он тут царь и бог. Творил, что хотел. Кого-то ломал по-жесткому, кому-то покровительствовал. Все ходы и инструменты воздействия придуманы и отработаны до него.
Мирону не понравилось, что он видел последнее время в отношении себя. Его эти изменения подбешивали. Потому что он не мог понять, откуда дует ветер.
Черт с ним…
У Скифа еще будет время подумать. Во всем разобраться. Как только он приедет к себе, отдохнет, придет в себя. Когда дурь окончательно развеется.
Мужчина чувствовал напряжение во всем теле. В каждой мышце. Неделя в одиночке тоже дала о себе знать. Мирон имел возможность заниматься физупражнениями. Но ему было мало! Чертовски. Спасала «планка». Он не мог точно сказать, сколько времени стоял, выполняя упражнение, лишь меняя руки и положение тела. По ощущениям – по несколько часов, давая мышцам максимальную нагрузку. Он любил, когда именно так – на пределе возможностей.
Мирон часто ходил по краю, снова и снова проверяя себя. То, что он оказался на зоне, как раз эту особенность его во многом дурного характера не отражала.
Его закрыли по другой причине.
Мужчина сжал губы.
Где, черт побери, её носит?! Конвоиры задержали? Или что?
В комнате для «свиданок» была хорошая звукоизоляция. Мирону шепнули, что начальник с приближенными тоже иногда любили здесь развлечься. Ничто не чуждо людям в погонах.
Напряжение росло. Мирон приблизительно знал, сколько прошло времени с ухода друга.