Право на месть
Шрифт:
– Готов,– открыв глаза, ответил Андрей.
– А я тебя помню, Спортсмен! – сказал первый.– Ты мне зуб выбил!
И ухмыльнулся, словно Андрей сделал ему подарок.
– Давай, Спортсмен, оторви ему яйца!
Зальчик оказался размером невелик и не так чтобы шикарно убран: рядов десять кресел, несколько софитов, на заднем плане пара столов с компьютерами. Стены черные, обивка кресел – кроваво-красная. Да, не роскошен, но в сравнении с раздевалкой – просто люкс.
Примерно четверть площади отделял сдвоенный,
«По крайней мере, места хватит»,– подумал Ласковин.
Противник его, вероятно, огромен и тяжеловесен. Значит, рассчитывать надо на скорость и маневр.
Сопровождающий отвел Андрея с друзьями к стулу у правого угла подиума.
– Вы – здесь.
Андрей оглядел зал. Половина кресел пустовала. Всего же – человек тридцать-сорок. В основном – респектабельные мужчины средних лет. Новые русские. Не похоже, чтобы Андрей очень уж их интересовал. Две девчушки в серебряных трусиках, покачивая голыми грудями и бедрами, разносили напитки.
Вдруг шум в зале усилился. Боковым зрением Ласковин поймал медленно движущуюся по проходу фигуру. Хан.
Ласковин не оглянулся, продолжал разминаться.
Хан проследовал к своему месту. Теперь Андрей мог разглядеть его и не вертя головой.
Хан Ласковина удивил. Андрей ожидал увидеть двухметрового атлета, но противник оказался лишь на несколько сантиметров выше его. Меньше чем метр восемьдесят. И походил скорее на любителя пива: обложенный жиром торс, круглый живот. Но сила чувствовалась. Покатые плечи были раза в полтора шире, чем у Андрея. Крупная голова сидела практически на плечах – даже и намека на шею. Расплющенные уши, бесформенный нос, широкое флегматичное лицо. Комель срубленного дерева более выразителен, чем эта ряха с маленькими неподвижными глазками. Грудь, брюхо и жилистые ноги Хана густо заросли черным волосом.
«Немолод,– подумал Андрей.– Вон какие залысины. Откуда только взялось это чудище?»
Митяй за спиной скептически хмыкнул.
– Кусок колбасы,– обрадованно сказал он.– Ты сожрешь его, Ласка! На раз сожрешь!
Андрей не спешил с выводами. Он изучал соперника. Как там у Сунь-Цзы, которого сегодня процитировал Корвет (удивил его лидер «тобольцев», да, удивил!):
«Непобедимость заключена в тебе самом, возможность победы заключена в противнике».
Короткопалые широкие ладони, непропорционально короткие ноги, покатые плечи. Боксер? Но почему тогда мозоли на костяшках пальцев? Удар держит, это ясно. Впрочем, и Митяй говорил – деревянный. А вот насколько резок, насколько подвижен? Что под этим жиром, не разберешь толком.
Андрей встретился взглядом с утонувшими в костях черепа глазками своего противника… Взгляд у Хана был… ханский. Спокойно-высокомерный. Кошка изучает мышку, попавшую в западню. Не кошка – старый, ленивый, потрепанный жизнью кот.
– Перчатки,– сказал Зимородинский, и Андрей протянул руки.
Он предпочел бы обойтись без перчаток. И его противник, скорее всего,– тоже. Поэтому, может быть, перчатки – плюс.
Один из ассистентов Хана, подойдя, тщательно обследовал перчатки и боксёрки Ласковина, даже резинку трусов – на предмет посторонних включений.
По знаку Зимородинского Николай проделал то же с Ханом. Тот отнесся к осмотру равнодушно. Как буйвол – к птичке, выкусывающей у него из спины паразитов.
– Все чисто,– сообщил Митяй, возвратившись.
Заиграла музыка. Публика слегка оживилась.
Андрей поднялся.
«Тысяча лет пройдет,– подумал он,– а люди останутся теми же.– Но, поразмыслив, добавил: – Не все».
– А кто будет судить? – спросил Зимородинский.
– Никто,– хрипло, потому что вдруг пересохло во рту, ответил Ласковин.– Нет судьи, потому что нет правил. Тот, кто не способен больше драться,– проиграл. Я так понимаю.
– Очевидно,– согласился сэнсэй.– Будь внимателен, Андрей! Этот толстяк хитрее, чем кажется.
Вперед выпорхнула девушка. Белокурые волосы, пунцовые губки, красные сосочки под полупрозрачным лифчиком. Куколка. Блондиночка поманила руками Ласковина и Хана. Противники, нырнув под канаты, взобрались на подиум.
– Уважаемые дамы и господа! – звонкий голос девушки легко перекрыл жужжание голосов.– Поединок года! Хан!
Далее последовал комплект эпитетов, более подходящих бешеному медведю. Хан прижмурился: ему понравилось. Публика вяло похлопала.
– Спортсмен! – провозгласила девушка. Другой комплект эпитетов. Этакий рыцарь без страха и упрека. Тот, кто срежиссировал представление, решил сыграть на внешнем контрасте.
Ласковин покосился на своего противника. Хан пребывал в сонном безразличии. Внешне. На самом деле тоже присматривался. Ласковин вспомнил, как он однажды стоял у клетки с кодьякским медведем. Стоял, смотрел и вдруг обнаружил, что медведь тоже наблюдает за ним.
Девушка закончила речь. Андрей собрал свою долю аплодисментов, жидких, как ларёчное пиво.
Девушка неожиданно чмокнула Ласковина в щеку.
– Замочи его, красавчик,– шепнула она и спорхнула с помоста.
Соперники остались одни. Судьи не было. Некому было дать команду: начинайте!
Глава семнадцатая
Хан громоздился посреди отгороженного пространства, свесив мясистые руки. Воплощенное безразличие.
Андрей принял стойку. Противник – никаких эмоций. Он стоял боком к Ласковину, наклонив голову, словно изучал шерсть у себя на брюхе.
– Эй,– негромко произнес Андрей.– Ты как, не уснул?
Хан и бровью не повел.
«Ладно,– с веселым азартом подумал Ласковин.– Попробуем тебя расшевелить».
Разумней всего было бы влепить ногой помощнее по наиболее уязвимому месту: не выёживайся! Но на татами Ласковин был джентльменом. Поэтому он сделал полуповорот и с полшага шлепнул Хана маваши по скошенному затылку.
Тумк!
Хан не дрогнул. По-прежнему стоял в позе задумавшегося питекантропа.
Ласковин выдал еще один маваши, посильнее.