Право на риск
Шрифт:
Проверив район повнимательнее, мы окончательно убедились, что острова, «открытые» экспедицией Джексона, — миф, и «закрыли» их, сообщив об этом в Арктический институт.
Существовали ли эти острова когда-либо в действительности, или это был обманчивый мираж, как «Земля Петермана», виденная Пайером? Думаю, что последнее вернее, ибо, судя по геологическому строению окружающих земель, такие острова исчезнуть не могли. Так или иначе, но на картах последующих изданий эти острова уже не фигурировали и не вводили в заблуждение моряков и штурманов.
ТОЛЬКО НА «ВЫ»
Апрель… Апрель 1973 года.
Где-то далеко-далеко, за океаном, цветет черемуха. А в Арктике летят по голубому ветру рассвета не белые лепестки, а снежинки. Они падают на крыши погребенного в сугробах аэродромного поселка.
Сорок лет без малого встречаю я весну в Арктике. Здесь это самое горячее время.
В кают-компании тесно. Идет очередной «бой» на видавшем виды бильярде… Сменные экипажи тяжелых экспедиционных самолетов в ожидании машин гасят время. Обожженные пургами и морозами медно-красные лица людей, одетых в кожу, меха и капрон. В дальнем углу бесконечно занятый телефон. Оттуда беспрерывно слышится:
— Метео… Метео… Погоду Борнео…
— Метео, метео, высоту снежного покрова на Северном… Что? Кругом интенсивная подвижка льда? Пишите басни — сейчас не вылет.
— Метео… Метео! Скорость и направление ветра на «СП-22»?
Взрыв хохота глушит все звуки. Кто-то, сверкая блестящими кожаными штанами, лезет под бильярд. Проигравший.
— Осторожно! — кричат ему. — Не сломай стол! Это тебе не посадка на дрейфующие льды! Тут думать, соображать надо!
Соль юмора в том, что расчет на посадку требует от пилота предельного напряжения и концентрации воли. Груженая машина весит теперь более шестидесяти тонн, а не десять-двадцать, как прежде… А лед не стальной. Он даже хрупкий.
При всхрипе динамика наступает тишина.
— Экипаж ноль четыре сто девяносто пять, к врачу и на вылет…
Кто-то невидимый в клубах пара из открытой двери кричит:
— Экипаж ноль четыре сто семьдесят семь, спать! Второй ярус, комната шестнадцать.
Снова стук пластмассовых шаров… Запросы по телефону:
— Метео… Метео!
Идет работа высокоширотной воздушной экспедиции «Север-73».
Почти неслышные здесь, взлетали и уходили, прибывали и садились тяжелые турбовинтовые машины, чрево которых поглощали тракторы, вездеходы, разборные дома. На маленьком острове гигантам техники тесновато. Меж поселком и взлетной полосой поток бензозаправщиков и автомашин. Они загружают самолеты всем необходимым для дрейфующих научных станций.
Надо спешить. Надо до серии обязательных, как завтрак, весенних циклонов успеть забросить оборудование, снаряжение. Чтоб не простаивала техника, экипажи спарены: один в долгом полете, другой отдыхает. Вернее, спит непробудным сном.
Светит солнце, и в его блеске с шутками и смехом занимает места в вездеходе отдохнувший экипаж.
Через двенадцать часов эти ребята вернутся с серыми лицами, медленно передвигая ноги, в унтах, ставших пудовыми. Они молча рассядутся в вездеходе, и он покатит их к поселку.
Тот, кто не видел людей, вернувшихся из дальнего, многочасового полета, тот никогда не поймет неистребимой любви человека к своей профессии, к своему призванию. Рассказать об этом, по-моему, немыслимо, показать — невероятно, передать… Но как? Если только сравнить, увидав человека до и после. Но это надо видеть.
Однако, сколь ни необходимы ежедневные полеты, погода над океаном диктовала свои непререкаемые условия, и как ни совершенна техника, она становилась покорной пленницей суровых капризов Арктики. Против неистовых пург бессильно все: опыт, мужество, самая новейшая техника. И горе тому экипажу, который, понадеявшись на свое мастерство, мощные турбины и счетно-решающие устройства, попытался бы пойти наперекор законам высоких широт. Неспроста летчики всего мира говорят: «Наставление по полетам написано кровью». Кровью написан и кодекс правил полетов в Арктике. Коварна и безжалостна эта снежная красавица. Бесподобная в своей заманчивой прелести, она вероломна и жестоко расправляется с теми, кто поверит в ее кажущуюся доброту, в ее обманчивую покорность.
Где Руал Амундсен — покоритель обоих полюсов, настоящий рыцарь ледяного царства? Где Сигизмунд Леваневский?
Мне не надо рыться в документах того времени. Я помню о тех днях так же хорошо, словно все происходило час назад.
Когда мы только узнали о подготовке Леваневского к полету, то удивились. Был август на дворе. Какие полеты могут быть глядя на ночь! На полярную ночь длиной в полгода! Наши с Мазуруком радиограммы остались втуне.
И вот двенадцатого августа сообщили из Москвы — Леваневский вылетел. Над островом Рудольфа пурга. Дежурим в самолете на куполе. Связываемся с полюсом. Кренкель радуется быстрому дрейфу, приглашает в гости.
Следующий день. Пурга продолжается. Леваневский летит очень медленно. Встречный ветер гасит скорость. Прошел мимо нас. Шума моторов мы не слышали. Волноваться было рано. Мотора чкаловской машины мы тоже не слышали. Потом пришло сообщение, что полюс Леваневским пройден в тринадцать часов сорок минут. Идут на высоте шесть тысяч метров. Сильный встречный ветер. В четырнадцать часов тридцать пять минут получена радиограмма:
«…идем на трех моторах, правый крайний …(далее неразборчиво)… Очень тяжело в сплошной облачности».
Мы очень встревожились.
Больше радиограмм с борта «СССР Н-209» не поступило.
Четырнадцатое августа. Нам запретили вылет на поиски. По-моему, состорожничали.
Двенадцатое сентября. На Рудольфа наконец-то добрались поисковые самолеты «Н-170», «Н-171», «Н-172».
Седьмого октября после нескольких бесплодных попыток «Н-170» удалось слетать на полюс.
Поиски в том районе оказались безрезультатны. Искать Леваневского продолжали и полярной ночью на машинах, оборудованных специальной аппаратурой, но не нашли.
Ни опыт, ни мужество, ни техника — ничто не помогло и многим другим исследователям. Они погибли. Коварно уступая одну за другой свои цитадели, Арктика словно выжидала их малейшие ошибки и расправлялась.
Всегда не покоренная до конца, как любая стихия, Арктика такая же, какой была во время Нансена и Седова. Мы бесконечно любим ее такой, какая она есть, ибо она требовала от нас мужества, упорства, выдержки, спокойствия и осторожности, разумной и смелой. Опыт наших многолетних исследовательских полетов в высоких широтах подтверждает слова Нансена, что умение ждать — высшая добродетель полярника, а умение рассчитывать свои силы и рваться вперед и добиваться только победы — основа права на риск.