Право на возвращение
Шрифт:
– Зачем стрелял? Меня сто раз об этом спрашивал следователь. И я сто раз говорил, что знаю я человека или нет, но если он не подчиняется требованию охранника и начинает от него убегать...
– А зачем он бежал? Если знал вас? Не понимаю.
– Об этом меня тоже сто раз спрашивали. И я честно отвечал: не знаю. Хотя есть определенные соображения...
– Послушайте, Миша, что все-таки стоит за этой историей? Ведь за ней наверняка стоит еще что-то!
– Конечно, - кивнул Гинзбург.
– И я вам скажу, Александр. Берману не говорил, потому что не знал, как это отразится... Скажу и ему, конечно, нам еще много раз встречаться.
Он выпрямился в кресле, прислушался к голосам в гостиной, громче всех слышен был голос Маши, рассказывавшей веселую историю, прерывавшуюся взрывами смеха. Никто,
– Электрик этот, - начал Гинзбург, - появился в школе месяца два назад. По вызову: в коридоре первого этажа искрила внутренняя проводка. Честно предъявил на входе сумку - обычный рюкзак с инструментами, а когда уходил, вежливо попрощался, все нормально. Через несколько дней пришел опять - без вызова уже, вроде для проверки сделанной работы. А уходя, спросил меня вдруг, как мне тут работается, типа того, что у него родственник тоже в охране, так ему, мол, не нравится, платят мало, хочет уходить... Разговор о зарплате - самый распространенный в Израиле, как о футболе или погоде. Разговорились. Сначала таки о работе, потом о политике... Он пригласил меня посидеть в кафе, ему, мол, стало интересно, он хочет послушать о том, каково мне было в России, и вообще... Мне тоже было интересно... У меня ведь почти нет практики в иврите. В общем, встретились мы после моего дежурства, Маше я позвонил, предупредил... Интересно поговорили - действительно. Я поразился, знаете... Такой кругозор... Простой электрик. Нет, я уже видел здесь и простых таксистов, знающих восемь языков, и простых дворников с дипломом доктора наук... Он мне такие удивительные вещи рассказывал из истории и не только... Потом перешли на технику, и оказалось, что он интересуется космосом... Как-то это естественно выяснилось, мне даже в голову не пришло, что он специально подводил к теме...
– Вы хотите сказать, - перебил Гинзбурга Карпухин, - что это был человек из разведки?
– Мосад?
– хохотнул Гинзбург.
– Нет, конечно, вы, наверно, думаете, что Мосад так же вездесущ, как Господь Бог? Кахалани на самом деле был электриком, действительно проверял в школе проводку, исправлял, звонил на фирму, и директор школы при нем в "Хеврат хашмаль" звонил, это Электрическая компания... Потом была вторая встреча - тоже по его инициативе, и опять мы сидели в кафе, хорошо говорили, больше он, чем я. Самое интересное, что рассказывал он много и вроде о себе тоже, но в результате я так и не понял главного. Нет, понял - но во время третьей или четвертой встречи. Его интересовал не столько я, сколько идеи, разработки, то, что у меня, как он выразился, "на продажу". Тогда я и подумал, что он из этих... Есть тут фирмы, которые ищут творческих людей, оказавшихся не у дел, русских чаще всего, потому что русские гораздо хуже знакомы с местными реалиями, их попросту легче обвести вокруг пальца. Сюда приехали в девяностых тысячи инженеров, у которых там были свои разработки, изобретения, здесь они пытались это кому-нибудь предложить, но никто их не слушал - как и меня, впрочем, чем я от них отличался?.. Тогда и появились фирмы-посредники. Объявление в газетах: "Только для серьезных. Разработка изобретений. Ваши идеи, наши деньги. Вы предлагаете идею, мы находим для нее покупателя"... В таком духе. Многие клюнули, я знаю. Сначала просто приходили, рассказывали, показывали - вот, мол, что у нас есть, какие замечательные конструкции... Этих просто обворовывали - они ни шекеля за свои идеи не получили, а что потом с этими разработками стало - бог весть, может, и ничего, а может, фирма большие деньги заработала...
– Хотите кофе?
– прервал свой монолог Гинзбург, и Карпухин вздрогнул: он целиком погрузился в атмосферу, которую, вообще-то, плохо себе представлял - вообразил себя изобретателем, пришедшим к человеку, который обещает помочь и, взяв твое, кровное, на что ты положил жизнь... ну, полжизни, что тоже более чем достаточно... говорит тебе: "пока, милый, мы с тобой не знакомы"...
– Нет, спасибо, Михаил Янович...
– Миша, - сказал Гинзбург, - зовите меня Мишей, мы же договорились.
– Да-да, - кивнул Карпухин.
– Забываю все
– Дальше... Народ быстро понял, что рассказывать о своих разработках нельзя никому. Пусть он хоть из самого министерства науки или промышленности. И стали говорить: "Деньги на бочку. Утром деньги, вечером идеи"... Не получилось. Там тертые калачи... В ходу был в то время такой тип договора: инженер отдает свое изобретение в полную собственность фирмы, а за это получает пятнадцать процентов от будущей прибыли.
– Сколько?
– поразился Карпухин.
– Это же грабеж!
– Средь бела дня, - согласился Гинзбург.
– Многие на это шли. Иногда даже за меньший процент - надеялись, что прибыль будет такой, что и этот процент составит достаточно большую сумму...
– Неужели кто-то сумел разбогатеть таким образом? Я имею в виду - из наших.
– Мне такие не известны, - дернул плечом Гинзбург.
– Когда я приехал, фирмы эти уже на ладан дышали - не так просто оказалось дорабатывать чужие идеи, даже если авторам платить гроши или не платить вообще. Когда я ходил по разным... ну, когда пытался устроиться... ко мне пару раз подваливали... Я понимал, чего от меня хотят, и посылал всех к чертям, я не собирался ни продавать свои идеи, ни вообще с кем бы то ни было делиться. Это же не проект самовыключающегося крана или новой очистительной установки, это... вы показали мои материалы в посольстве, верно?
Новый поворот в разговоре опять оказался неожиданным, и Карпухин ответил не сразу. Он подумал, что Гинзбург ждет от него не положительного, а какого-то иного ответа.
– Да, - сказал он, наконец.
– Извините, может, я не должен был...
– Нет, Александр, вы все правильно сделали! Я так и рассчитывал, можете мне поверить!
– Рассчитывали, что я...
– Конечно! Я ведь думал, что к вам, когда вы будете расхаживать с моим лэптопом, обязательно кто-нибудь подойдет и...
– И что?
– напряженно спросил Карпухин, потому что Гинзбург замолчал и принялся сосредоточенно, будто священнодействовал, наливать себе в чашку кофе из стоявшего на столе черного термоса.
– Не знаю, - пожал плечами Гинзбург.
– Могли, по идее, из руки вырвать, а могли что-нибудь предложить, откуда мне знать?
– И вы готовы были, чтобы ваша разработка...
– Не готов, - отрезал Гинзбург и несколькими глотками выпил всю чашку. Поставил на стол и продолжил:
– Давайте я вам дальше все-таки по порядку расскажу, хорошо? Да... Когда мы с Кахалани встретились в четвертый или пятый раз, я начал понимать, что ему от меня нужно нечто вполне определенное, а не пустопорожние разговоры об истории государства и международной политике. Я ведь не скрывал, что работал по ракетной части... Вот он и стал задавать вопросы... Я сложил два и два и, как вы, решил сначала, что это человек из Мосада. А может, из Шабака...
– Шабак...
– Служба общей безопасности, - пояснил Гинзбург.
– Мосад - это внешняя разведка, вроде ГРУ. А Шабак - разведка внутренняя, контрразведка, если угодно. Все это неважно, я достаточно быстро понял, что ни там, ни там Кахалани не работал, а скорее - на какую-то из компаний-жуликов, они ведь за эти годы не исчезли, просто методы работы изменили. Не знаю, когда там на меня обратили внимание. Может, они просто отслеживают, кто из наших приходит устраиваться в серьезные фирмы, изучают автобиографии. И если находят объект перспективным... Тогда приходит такой вот Кахалани и вызывает на откровенность.
– И вы...
– Я сделал вид, что думаю над предложением.
– Он вам что-то успел предложить?
– Да, это было на шестой, кажется, раз: я им разработки, они мне пятнадцать процентов прибыли... если будет прибыль.
– Вы согласились?
– Я ему сказал, это было за день до... Сказал: не получится у нас соглашение. Я не собираюсь ничего продавать. Это мое и останется моим. Мне работа нужна, работа в такой компании, где я мог бы свои идеи не продавать за гроши, а разрабатывать. Сам. Ты можешь меня в такую компанию устроить? В "Рафаэл", скажем? На фирму "Элькон"? В Нахаль-сорек, на худой конец? Не можешь? Так за каким чертом я тебе... Мы действительно повздорили, следователь это раскопал и решил: вот, мол, мотив.