Право на жизнь
Шрифт:
– Продолжай.
– Нет уж, остальное я расскажу в нашем светлом будущем.
– Я приеду за тобой, мы поговорим подробнее. А новгородского придурка зовут Илья, он у нас в клинике лежал… я знаю, о ком ты говоришь…
Марина прикусила от досады губу и тут же сморщила от боли носик: эту губу она уже прикусывала сегодня.
– Диктуй адрес, я сейчас приеду.
Марина была раздосадована тем, что сказала слишком много. Она собиралась подороже продать эту информацию. Во всяком случае, все равно она выберется из этой нищенской жизни в котельной на подачки бывшего друга ее матери. Ведь она давно привыкла к достойной ее изнеженного тела жизни: к мягкому и теплому, а не к жесткому и холодному. Кроме того,
Это было два года назад, и рассказ Ильи о том, что проклятый Малюта лишь только свихнулся и живет-поживает в дурдоме, разочаровал Марину. Она бы его на мелкие части разорвала – столько крови он ей испортил. И сейчас Марина испытывала радостный, ни с чем не сравнимый восторг. Вновь она возвращалась к привычной легкой и беспечной жизни.
«Ну уж теперь я поживу! Охмурю Туза. Теперь он главный в городе. Устроим свадьбу… Ох, свадьба будет! Никуда не денется, ведь я про него такое знаю!..»
Марина нетерпеливо ходила взад-вперед по котельной мимо котлов, в которых бушевало пламя, иногда потирая ладони с наманикюренными пальчиками.
«Ну, теперь поживу!!»
Телефонный звонок вывел ее из восторженного состояния. Она подбежала к столу, схватила трубку.
– Алло! Слушаю!..
В трубке тишина, только слабое сопение с присвистом.
– Алло! Слушаю!.. Туз, это ты?!
Сопение с присвистом…
– Тузик… Я жду тебя…
Короткие гудки отбоя.
Марина некоторое время сидела, глядя на телефонный аппарат. Радостное ощущение ушло, уступив место тревоге.
– Ошиблись, наверное, – попыталась она успокоить себя.
Никогда она не боялась оставаться одна, наоборот, ей казалось, что только одиночество дает ей безопасность. Но странно, отчего-то сейчас ее взволновал этот звонок. Она не могла определить почему, но в душе все напряглось.
Что-то щелкнуло, заставив Марину вздрогнуть, она посмотрела в другой конец котельной, это включилась автоматика подпитки котлов. Умиротворенно гудели котлы, из насосной слышался монотонный гул работающих двигателей. Все, казалось, было как всегда… Но на душе у Марины не было покоя.
– Тузик, ну скорее, скорее, Тузик… – шептала она, сжимая кулаки.
Зазвонил телефон. Марина вздрогнула, уставившись на аппарат, набравшись смелости, поднесла трубку к уху:
– Алло… Я слушаю.
И вновь тишина, сопение с присвистом, как сопят во сне тяжелобольные.
Марина положила трубку.
Следующие минуты прошли для Марины в каком-то оцепенении. Она не понимала, чего она боится. Она просто сидела перед аппаратом, сжав кулаки и вслушиваясь, вслушиваясь в гудение огня в котлах, во все, что производило шум.
– Ну, Тузик, скорее, – иногда шептала она.
Звонок в дверь, которого она так ждала, прозвучал нежданно.
– Туз! – воскликнула она. – Ну наконец-то!
Марина подбежала к двери.
– Туз, это ты? – спросила она, уже взявшись за крюк.
За дверью было тихо.
– Туз, ты, спрашиваю?!
Марина с тревогой отчего-то оглянулась в котельную, посмотрела в дальний темный угол. Монотонно гудели котлы. Снова повернулась к двери.
– Тузик, ты это, ответь, миленький… – чуть не плача, вопрошала она.
Ей сделалось нестерпимо страшно.
– Ну, Туз!..
– Да я, я… открывай.
– Ну наконец-то! – Вздох облегчения вырвался у нее из груди.
Марина улыбнулась и отбросила крюк. Дверь открылась…
В следующую минуту лицо Марины перекосила гримаса муки, ужаса, и, отступив, она вдруг заорала нестерпимо громко, истерически, страшно…
Глава 8
ШУТОЧКИ ПОКОЙНИКА
– Илья не звонил? – спросил Сергей, после утренней тренировки входя в кухню.
– Да, как же, позвонит, – бросила от плиты Карина. – Небось, в реанимации истощенного любовью откачивают… Ненасытный сапог!..
– Странно, – Сергей уселся за стол. – Не может быть, чтобы он не позвонил. Странно.
– А чего странного-то, он сейчас, наверное… – собиралась отпустить очередную срамную шуточку Карина, но Сергей перебил ее:
– В общем, так. Сегодня посидите дома на всякий случай. Непонятно что, но что-то происходит. Кому-то мы стали небезынтересны.
– Сергуня, давай я с тобой поеду. А? Раз Илья от любви все на свете забыл. Надоело мне у плиты да у плиты. Вон Басурман пускай национальное блюдо из горбуна нам приготовит. «Почки сумасшедшего горбуна по-гвинейски». «Горбун под шубой» или еще какую дрянь… Я все съем, лишь бы не самой готовить. Обрыдло!..
Сергей не слушал – он пытался понять, почувствовать присутствие враждебной силы. Последнее время было много странностей. Кошачьи головы, трансформер или коротко, по-домашнему, Транс, как называла Карина вломившегося в квартиру мужика. Но сейчас Сергей чувствовал, что все не то. Сейчас он ясно ощущал, что за квартирой ведется наблюдение. Кто? С какой целью? Это предстояло узнать. Сегодня за ночь три раза срабатывала сигнализация у его «жигулей», и он три раза спускался во двор – осматривал машину, но не находил никаких следов злого умысла. Правду сказать, ветер ночью был сильный, где-то все время хлопала дверь. Один раз он заметил возле машины какую-то тень. Он схватился за бинокль… Но разглядеть ничего не успел. Значит, срабатывала сигнализация не напрасно… Эх! Зря он Илью перед уходом не предупредил, чтобы был осторожнее. Можно было, конечно, позвонить Жанне на работу и выяснить судьбу Ильи; но Сергей не стал делать этого, а решил подождать до двенадцати, и если уж он не появится, то ехать к первому свидетелю самостоятельно.
– …А то, ядрена вошь, все я да я. Ну что, поедем?!
Карина все это время продолжала клясть свою бабью судьбу, но Сергей ничего из ее разговора не уловил.
– Куда? – спросил он.
– Как куда? Я тут, ешки-матрешки, распинаюсь перед тобой. Ну, короче, берешь меня сегодня или нет?
– Когда нужно будет, возьму, – отрезал Сергей.
К двенадцати Илья не вернулся.
Спускаясь по лестнице во двор, Сергей ощутил вдруг внутреннее напряжение. Это было предчувствие, которому он доверял, которому не мог не доверять. Так бывало у него всегда в момент опасности, смертельной опасности. Впервые предчувствие пришло в Афганистане, после первого ранения, и с тех пор не раз спасало его жизнь. Поэтому, когда он выходил из парадной, был готов к чему угодно.