Право первой ночи
Шрифт:
Ехать от работы мне было недалеко. Единственное, что удручало меня, — мой ярко-розовый костюм цвета цветущей фуксии. У человека траур, а я, как свинья, — вся розовая и благополучная. Что делать? Откладывать визит на завтра не хотелось. Я всегда считала, что, если за что-то взялась, доводи дело до конца. Завтра может быть другая ситуация и другой расклад. Короче, завтра — это завтра.
Ольгин дом стоял в глубине двора. Обычная панельная двенадцатиэтажка. Я не знала номера домофона и поэтому минут десять потопталась около входной двери, пока мимо не прошмыгнул какой-то малец лет восьми.
Наконец дверь распахнулась. Передо мной стояла маленькая женщина с лицом, усыпанным конопушками. Светло-рыжие волосы были стянуты сзади в пучок. Во всем ее облике было что-то от курицы-несушки. Маленькие карие глазки недоброжелательно уставились на меня.
— Вам кого?
— Антонину Петровну.
— По какому вопросу?
— Передать книгу, которую купила ей дочь незадолго до смерти.
— Давайте я передам. — Ее рука, как птичья лапка, протянулась ко мне.
Но я тоже не лыком шита, и в определенные минуты на меня накатывает упрямство и дерзость. Сейчас был именно такой момент.
— Я сама передам эту книгу Антонине Петровне.
— Ее нельзя беспокоить. — Женщина уже не скрывала своего раздражения. — Зайдите в другой раз.
— Другого раза не будет.
Женщина собралась было захлопнуть передо мной дверь, но я опередила ее и ввалилась в коридор, чуть не сбив с ног нахалку. На какую-то долю секунды она опешила от моей наглости. И открыла рот.
— Я сейчас вызову милицию.
— Вызывай, — беспечно откликнулась я. — У меня знакомый майор милиции. — Я вспомнила про визитку Губарева и, достав ее из сумки, помахала перед носом этой курицы.
— Кто там, Ксюша? — раздался слабый голос из комнаты. Я поняла, что это Ольгина мать — Антонина Петровна.
— Ольгина коллега, — громко крикнула я.
— Олина? Проходите сюда.
— Не стоит так волноваться, Антонина Петровна, — слащавым голосом запела женщина.
— Ах, Ксюша, оставь. Идите сюда, — раздалось вторичное приглашение.
Я переступила порог комнаты, где жила Антонина Петровна. Комната была просторная, не заставленная мебелью. Около стены у окна стояла кровать, на которой лежала женщина, очень похожая на Ольгу. О чем это я, промелькнуло в голове. Я думаю шиворот-навыворот. Естественно, это Ольга была похожа на свою мать. Правда, черты лица матери были мягче, женственней. Ольга же была сталь и кремень. Получалось, что одну породу отлили в две совершенно разные формы. Глаза у женщины были воспаленными от слез. А около рта залегли горькие складки.
— Вы работали с Олей? — Женщина попыталась принять полусидячее положение и оперлась двумя руками о кровать. Видно было, что каждое движение дается ей с трудом: на лбу показались капельки пота, лицо мгновенно покрылось бледностью, и мать Ольги в изнеможении откинулась назад.
— Не могу, — извиняюще сказала она.
Я встала, чтобы помочь ей, но меня опередили.
— Сейчас, сейчас, Антонина Петровна, — пропела женщина, мгновенно оказавшаяся тут как тут. — Вам нельзя волноваться и напрягаться. Я вам помогу. — Она подхватила больную под мышки и посадила на кровати, подложив под спину две большие подушки. — Так вам удобно?
— Да, все в порядке, спасибо, Ксюша! Женщина встала около кровати, воинственно скрестив руки на груди. Она вела себя как полководец, который с трудом отвоевал позиции и ни за что не хочет сдавать их неприятелю. То, что она рассматривала меня как подозрительную и враждебную личность, было написано у нее на лице. Причем так явно, что мне стало даже смешно.
Антонина Петровна посмотрела на меня, потом на взъерошенную курицу и тихо сказала:
— Ксюша, на сегодня все. Спасибо тебе. Я поговорю с этой молодой девушкой наедине. Как вас зовут?
— Аврора.
— Я побеседую с Авророй.
— Через час я зайду к вам проверить, все ли в порядке. — В голосе женщины прозвучали угрожающие нотки. Очевидно, она чувствовала себя полновластной хозяйкой над больной парализованной женщиной.
— Хорошо.
Когда мы остались одни, я достала из сумки книгу и молча протянула ее Антонине Петровне. Она прижала книгу к груди и залилась слезами. Мне стало неловко, и я заерзала на стуле. Я вдруг с ужасом ощутила, что совершенно не знаю, о чем говорить. Банальные слова утешения — глупо, рассказывать о том, какой Ольга была замечательной, — бестактно. Да и не соответствовало истине. Я ведь знала ее совсем немного. Так что получалась ложь в квадрате. Но неожиданно Антонина Петровна сама пришла мне на помощь:
— Вы сказали, что работали с Олей? Она мне рассказывала о вас.
Вот те и на! Интересно, что же рассказывала обо мне Ольга? Что я — мямля и рохля, неожиданно свалившаяся ей на голову?
— Она говорила мне, что вы очень робеете; но быстро освоились с работой. Способная, так она говорила о вас.
Надо же! Ольга, суровая Ольга, выдала мне такую лестную характеристику! С чего бы это? На работе она не проявляла ко мне никаких нежных чувств! Или она носила двойную маску: на работе была одной, а дома — другой?
— Я хорошо относилась к Ольге. Она была моей наставницей, — промямлила я.
Наверное, в первое время вам доставалось от нее? — неожиданно задала вопрос Антонина Петровна.
Я не знала, что ответить.
— Да нет, все было нормально.
— Характер у моей девочки был волевой, решительный. — Глаза Ольгиной матери увлажнились.
— Не надо, — тихо сказала я. — Не надо, прошу вас.
— Да-да, конечно. — Антонина Петровна вынула платок из-под подушки и протерла глаза. — Извините.
— Нам всем тяжело. На работе ее ценили. Антонина Петровна смотрела куда-то мимо меня.
— Если бы знать, если бы знать, — с расстановкой произнесла она и покачала головой.
— Вы о чем?
Антонина Петровна посмотрела на меня, но ничего не сказала. И вдруг она начала задыхаться. Глаза закатились, рот широко раскрылся. Словно ей не хватало воздуха.
Я страшно перепугалась.
— Антонина Петровна, Антонина Петровна… — Я вскочила со стула и в растерянности склонилась над ней. — Что делать? Может, вам нужно какое-нибудь лекарство?