Право первой ночи
Шрифт:
— Я увидела труп. Молчание.
— Что потом?
— Потом я… ушла.
— А почему вы не позвонили в милицию? Сеульская посмотрела на Губарева странным взглядом.
— Я ничего не соображала, — выдавила она. — Мне было плохо.
Играет или нет, гадал майор. Много их тут, сидя в моем кабинете, пытались выглядеть кроткими и невинными. А на самом деле часто все оказывалось далеко не так. И каждый раз я должен быть психологом, следователем, ясновидцем, чтобы понять: где подозреваемые говорят правду, а где врут, не моргнув глазом. Вот и сейчас,
— Когда вы понадобитесь, я вызову вас еще. И распишитесь здесь. Это подписка о невыезде.
Сеульская поставила подпись, закусив нижнюю губу. Губарев обратил внимание, что губа у нее вспухла и была ярко-красной.
— Итак, что мы имеем в сухом остатке? — рассуждал Губарев, сидя в кабинете. Витька сидел напротив.
— Почему в сухом? Может, в мокром?
— Не остри, — одернул своего напарника Губарев. — Сияешь, как елка. Что случилось?
— Софья пригласила меня сегодня в гости.
— А…
— Вот я и…
— Ясно. Счастливого времяпровождения. Но давай ближе к делу. Ноутбук Анжелы Викентьевой пока запечатан. В смысле информации. Я попробовал повозиться с ним. И понял, что бесполезно. Отдал специалистам. Пусть они работают.
Отпечатков на ноже, которым убили Викентьеву, никаких. Звонили из экспертизы. Кстати, тебе не кажется, что это убийство — в кавказском стиле? Там любят, чуть что, и за нож хвататься. Звонили мы с тобой по номерам телефонов, записанным в мобильнике, — информация почти нулевая. Знакомые говорили, что давно не общались с Анжелой. Вызвали некоторых на допрос, говорили то же самое. Ничего существенного, за что можно было бы зацепиться.
А вот беседа с Сеульской любопытна. Она призналась, что работала двойником Анжелы, подменяла ее там, где это было нужно. Она что-то не договаривает. Когда я спросил ее о Мансурове, она сразу замкнулась. Не хочет выдавать? Или здесь что-то еще. Ох, не нравится он мне. Скользкий тип. Так просто к нему не подъедешь и не расколешь. Вывернется — Если он и осуществил убийство Анжелы Викентьевой, то заранее все тщательно продумал. Рассчитал.
Можно подойти к расследованию и с другого конца. Надо узнать, что произошло в роддоме номер тридцать два на Третьей Красногвардейской двадцать лет назад. Сдается мне — в этом ключ к разгадке этого дела.
— Почему вы так думаете?
— Интуиция, Вить. За годы работы вырабатывается интуиция, которая, как рыбка-лоцман, указывает верный путь.
— А убийство Ольги Буруновой?
— Здесь один клубочек завязан. Потянешь за ниточку — и все распутается. Одним махом.
— Семерых побивахом…
— Настроение у тебя сегодня явно не рабочее.
— Что делать?
— Да… вопрос хороший. Зазвонил телефон.
— Да? — спросил Губарев. Это была Дашка. Она плакала.
— Что произошло? Говори толком. Не реви, а то я ничего понять не могу. Кто не пускает? И
— Семейные неприятности? — спросил Витька, когда Губарев повесил трубку.
— Семейные разборки. Дашка хочет поехать на дачу с компанией. С ночевкой. А мать против.
— А вы?
Губарев почесал в затылке.
— Я тоже против. Ни к чему это. Но надо поехать и все это втолковать Дашке на месте. А то Наташка запретила, Дашка вспыхнула, и возник небольшой пожарчик. Который тушить мне. А то взовьется пламя. Сколько времени? Так, рабочий день окончен. Все равно — результативность ноль. Ты — человек для работы бесполезный. У тебя на уме одна личная жизнь, а мне необходимо с дочерью разобраться. Завтра с утра со свежими силами мы и приступим к нашим делам.
Глава 12
Дверь Губареву открыла Дашка. Опухшая, зареванная.
— Очень хорошо, что ты приехал. А то меня здесь за человека не считают. Обращаются со мной так, как будто бы мне пять лет. А я уже взрослая.
— Не совсем, — поправил Губарев дочь.
— И ты туда же, — рассердилась Дашка. — Таких помощников мне не надо. Уезжай тогда обратно!
— Раз я приехал, то обратно уже никуда не поеду. Это во-первых. А во-вторых, ты меня сама вызвала сюда. Разве не так?
— Я просила тебя о поддержке. А поддакивать ей не надо.
— Кому это «ей»? — Губарев стоял в коридоре. — Может, я сначала пройду, а потом и поговорим. Где мои тапки?
— Как всегда. В углу.
— Вот, полюбуйся своей дочерью. — В коридоре появилась Наташка. Она была в новом халате нежно-персикового цвета, который очень шел к ее светло-русым волосам до плеч. — Грубит, хамит. Никакого сладу с ней нет. Твоя дочь, ты и разбирайся.
— Я и приехал для этого. Давай хотя бы поздороваемся для начала.
— Ну здравствуй, здравствуй, давненько мы тебя, папочка, не видели. Где же ты пропадал? — пропела жена.
— Я не пропадал, а работал. Сама знаешь, работа такая.
Другие и работают, и деньги приличные зарабатывают, и о детях не забывают, — ядовитым тоном сказала Наташка, делая упор на слово «приличные».
— Таких не знаю. Если знаешь, познакомь хотя бы с одним. Те, кто бабки бешеные зашибают, по вечерам с девочками в саунах развлекаются, а не сидят в кругу семьи. А потом ты — женщина у нас свободная, по вечерам гуляешь непонятно где, тебе и карты в руки — ищи себе миллионера.
— Найду, не беспокойся.
— Найди, найди.
— Я, кажется, позвала тебя не для того, чтобы ты каких-то миллионеров обсуждал, — встряла Дашка в словесную перепалку родителей.
— Я не обсуждаю, я просто» говорю твоей матери, что может хватать миллионеров и миллиардеров пачками. Я ей здесь не помеха.
Наступило молчание. Губарев понял: надо давать «отбой», иначе вместо того, чтобы потушить конфликт между дочерью и матерью, он поссорится с Наташкой. Она уже и так взвинчена до предела и цепляется к каждому слову.