Право по рождению
Шрифт:
— Кто? О ком ты говоришь?
— Да, ты не можешь видеть его истинную форму. Он опирается на твоё плечо, шепчет, как любовник, но даёт только ненависть. Я думаю, он знает её, Ульдиссиан, потому что очень на неё похож.
Её.В его голове это могло означать только одну личность.
— На Лилию?
— Да, так ты её называл. Помнишь, какой ты её увидел в итоге?
Ульдиссиан одно время думал, что никогда не забудет истинную форму Лилии, но теперь, как бы он ни пытался, не мог вспомнить.
—
— Ульдиссиан… Это я. Мендельн, твой брат. Приглядись внимательней. Загляни мне в глаза. Вспомни всё, через что мы прошли. Вспомни боль и страдание от эпидемии, которая забрала наших отца, мать, братьев и сестёр…
Пока фигура говорила это, её голос изменился. Он оставался тихим и ровным в целом, но в нём чувствовалась глубокая боль, которая находила отклик в душе Ульдиссиана.
Тогда он понял, что это долженбыл быть его брат, а не какой-нибудь демон, надевший кожу Мендельна.
Это заставило его отпустить поводья… Во всяком случае, Ульдиссиан попыталсяотпустить их. Его пальцы не могли разомкнуться. Вообще-то, раз уж на то пошло, они сомкнулись ещё плотнее, не слушаясь его воли.
Белый скакун фыркнул, затем снова начал пытаться оттащить его от Мендельна.
Брат произнёс что-то неразборчивое. Лошадь внезапно попятилась, издавая вопль, на который не способно никакое земное животное. Её тело изогнулась так, что хребет должен был переломиться надвое. При этом существо выглядело скорее разъярённым, чем страдающим от боли.
— Отпусти, Ульдиссиан! Потяни всей своей волей и освободись от повода!
Ульдиссиан немедленно последовал совету. Одна его рука продолжала держать поводья, даже когда взбешённая лошадь изогнулась так, словно была сделана из мягкого хлебопекарного теста. Её глаза сверкали красным и больше не имели зрачков. Грива её вздыбилась колючками. Несмотря на подпругу, существо встало на задние ноги, словно более привычное к этому положению.
Но его пальцы всё ещё не могли освободиться. Ульдиссиан тянул так рьяно, как только мог, напрягая все свои силы.
Затем ему пришло в голову, что Мендельн сказал ему. Младший брат использовал слово «воля», а не «сила». Мендельн был так конкретен…
Слегка расслабляясь, Ульдиссиан сосредоточился на том, что хочет освободиться от поводьев. Он сконцентрировался на пальцах, желая обрести контроль.
Хватка ослабла. Он немедленно завертел ладонью и высвободил её.
Когда он сделал это, чудовище рядом с ним потеряло всякое сходство с лошадью. Оно изменило форму, немного уменьшившись. Демонические черты тоже перевоплотились — по крайней мере, шипы стали волосами, а тело больше напоминало человеческое.
Перед ним стояла высокая благого вида фигура с ниспадающими серыми волосами и подрезанной бородой. Улыбаясь Ульдиссиану, она простёрла к нему руки.
— Ты доказал свою ценность, сын мой. Приди же и прими моё благословление за свои доблестные усилия.
— Кто… Кто ты такой?
— Ну конечно же, я — Примас, — он ослепительно улыбнулся. — Но ты можешь звать меню Люционом.
Ульдиссиан стоял, поражённый ужасом.
— Примас! Люцион!
Фигура кивнула.
— Да, Люцион… И я знаю, что демонесса Лилит распространяла обо мне ложные слухи.
— Лилит? Ты имеешь в виду Лилию?
— Лилит — её истинное имя, этого зла, старейшего, чем мир! Она — мать обмана, госпожа предательства! Ты действительно силён, раз сумел выжить после встречи с ней, сын мой.
Из-за спины Ульдиссиана Мендельн сказал:
— Осторожно, брат. Ложных образов может быть бесконечно много, когда в деле замешан он.
Прежде чем Ульдиссиан успел ответить, Примас мягко произнёс:
— Звучат ли его речи, как Мендельна, которого ты знаешь? Разве не заметил ты в нём тёмных изменений в последнее время? В мире больше демонов, чем одна Лилит, сын мой… И один из них простёр свою тень над твоим братом.
Ульдиссиан оглянулся.
— Мендельн?
— Я — всё ещё тот, кто я есть.
Что это означало, Ульдиссиан не знал. Он подумал обо всём, что, как он видел, происходило с его братом. Мендельн определённо изменился, но в лучшую или худшую сторону?
— Я не знаю тебя, демон, — сказал Люцион так, словно приходился Ульдиссиану дядюшкой-защитником. — Но твоё намерение ясно. Ты стараешься над душой этого драгоценного, прорываясь в неё через ближайшего и дражайшего ему. Этого нельзя допустить. Он под моей защитой.
— «Защитой»? — ответил Мендельн. — Точно так же, как Малик хотел защитить его своими заклинаниями, сдирающими кожу, и кровожадными морлу?
— Ах вот что. Малик. Я безмерно сожалею о его деяниях. Я не знал, что столь близкий мне соблазнён демонами. Я послал его, чтобы он пригласил Ульдиссиана уль-Диомеда посетить мой храм в качестве гостя. Чтобы ему воздали там честь, и только, — он подумал ещё немного и прибавил. — Морлу — порождения того, что называется Собором Света, а не Триединого. Должно быть, оттуда явился демон, который спутал бедного Малика.
В Примасе было что-то такое, от чего Ульдиссиану хотелось верить ему. Но при этом часть того, что он сказал, не звучала правдиво.
— Единственный демон стоит перед нами, Ульдиссиан, — упорствовал Мендельн, становясь между братом и Люционом. — Ты должен в это поверить.
Глава Триединого покачал головой:
— Его слова сильны, волшебство приукрасило их. Боюсь, что для твоего блага я должен убрать источник порока. Сочувствую твоей потере, Ульдиссиан, но выбора у меня нет.