Право выбора

Огромная ночная птица глухо ухнула, устроилась на ветке старой березы и с любопытством уставилась вниз, повернув голову набок. Птица была старой. И повидала на своем веку многое. Но то, что она видела внизу, было слишком странным даже для нее. На небольшой полянке расположился на ночлег домовой. Да, да, самый настоящий домовой гном, которые, как известно, не только никогда не путешествовали, но и носа из своего поселения не высовывали. И очень гордились своим оседлым образом жизни. Настолько, что всех путешественников считали подозрительными и недостойными доверия. Домовые даже с торговцами исключительно редко общались, предпочитая изготавливать все нужные им вещи самостоятельно. Негостеприимные, неприветливые и замкнутые, они жили на отшибе от других рас и никому не платили налогов. Впрочем, никто и не горел желанием завести подобных подданных. У домовых не было ни богатых земель, ни дорогих

товаров, да и вообще ничего настолько ценного, чтобы лезть через болота и буреломы. Особенно если учесть, что в соседях у них были злобные орки. Ну и кому нужна такая головная боль? Впрочем, даже орки предпочитали с домовыми не связываться. Обходили их поселение стороной. Потому-то птицу и заинтересовало увиденное. Что делал домовой один, в ночном лесу, вдалеке от своего поселения? Как этот представитель неразговорчивой и неприветливой расы собирается общаться с теми, кого встретит по дороге? Птица была старой, но все еще любопытной. А потому она решила дождаться утра и рассмотреть интересное явление подробнее.

Трофиму не спалось. Вроде и путь он прошел долгий, и ноги натрудил с непривычки, а сон все одно не шел. Да и то сказать... разве ж после пуховых перин земля мягкой покажется? Хоть плащ на нее постели, хоть два... все равно в бока впиваются мелкие камешки, шишки и иголки. И ужин, приготовленный на костре, совсем не тот, что из печки, и комарье заело, и вообще... чувствовал себя Трофим полным лишенцем. Как те, которыми его в детстве пугали. Дескать, нет у них ни дома, ни крыши над головой, и всю жизнь они проводят в дороге. Тьфу, пакость! Для нормального домового ничего страшнее и быть не может. Разве это заповедовали предки, которые основали поселение? Небось, знали, что делали, когда отрекались от путешествий, да клялись чужих за ворота не впускать. И сколько веков уже стоит на сих заповедях род домовых! С детства Трофиму внушали, что долг мужчины - дом вести, да хозяйство. И что мир за воротами поселения - сплошная мерзость, полная отступников и лишенцев. И кто знал, что однажды Трофиму придется выйти за ворота? И отправиться путешествовать? Да ни одному домовому такого и в страшном сне не могло привидеться! И ведь все так ладно складывалось - и дом Трофиму отдельный поставили, и надел земельный не худший выделили, и девку он себе справную приглядел,... и надо ж было старому проклятью так не вовремя вылезти?

До поры до времени Трофим об этом проклятье и не знал ничего. Жил как все, а то и получше многих своих ровесников, потому как отец старостой был. Дом - полная чаша, одежка всегда справная, хлеба на всех хватало, еще и с запасом. Казалось - живи да радуйся! Ну, Трофим и радовался. А чего печалиться, коли боги благосклонны? Родителями его не обидели, внешностью не обделили, ума не урезали, да и талант в руки дали. Да еще какой, самый что ни на есть домовой! Готовил Трофим так, что равных ему не было! Нет, конечно, домовые и другие таланты почитали. Скажем, кузнец хороший, или ткач, или древодел... однако ж хозяйственные таланты почитались всех выше. Только не каждому в руки давались. А Трофим и здесь угодил! Поговаривали даже, что когда он в возраст войдет, может отца своего сменить на посту старосты. А почему нет? Такое не раз бывало. И кто бы мог подумать, что Трофима не только заместителем не изберут, но еще и ославят на все поселение?

Обычно заместителей у старосты было - домовых пять. Самых уважаемых, расторопных и толковых. Избирали их всем миром, так же, как и смещали, коли те не справлялись. Обычай сей был разумным, как и все, что завещали предки. Коли помрет староста - как другого избрать, да не ошибиться? Вот к заместителям и присматривались - ладно ли свой дом ведет, может ли руководить, да вопросы сложные решать. К тому времени, как Трофим в возраст вошел, заместителей всего трое было. Уж сколько отец просил еще кого-никого избрать ему в помощь, каждый год вече собирал, но домовые никого из соплеменников достойным так и не сочли. Однако ж Трофим даже не сомневался, что с ним все иначе будет. Его и уважали, и побаивались, и помогал он отцу не раз и не два. Более того, многие домовые в открытую поговаривали, что вот, дескать, растет достойный заместитель. А может, и не менее достойный староста. Потому Трофим и не слишком боялся, когда на вече шел. В этом году не изберут - так еще впереди время есть. Все равно он своего добьется! Вот только кто же знал, что Прушка Кривой про старое проклятье вспомнит? Да еще и кричать о нем начнет? Разумеется, после такого Трофима в заместители не выбрали. Он и сам бы не выбрал. Кто его знает, как неизвестное проклятье аукнется? Так что сплюнул Трофим себе под ноги, ругнулся, да пошел домой не солоно хлебавши. И кто Прушку подзуживал, злоязыкого? Вечно Кривой напакостить всем норовит. А Трофиму всех паче. Из зависти да вредности постоянной. А разве ж это Трофим виноват, что Прушке в пьяной драке глаз вышибли? Или что никакое дело у него в руках не спорится? А туда же, на самую красивую девку свой единственный глаз положил!

Как Трофим подозревал, именно девка и стала причиной того, что Кривой про старое проклятье вспомнил. Марьяна своей красой всех парней с ума посводила. Не девка - загляденье! Пышнотелая, справная, поставная 1 ... русая коса до пояса, толщиной в мужскую руку, губы - как маки алые, глаза - как небо голубые, бровью поведет - и женихов хоть штабелями складывай. Да и белоручкой Марьяна не была. Ее шитье на все поселение славилось. Да и изредка заезжавшие купцы его покупать не брезговали. И вот на такую-то девку положил свой единственный глаз тощий, бесполезный, бестолковый Прушка! Ну не смехота ли? Конечно, Марьяна Трофима предпочла! Он, как жених, был уж всяко лучше. И подарок невесте справный сделал, и дом отдельный ему поставили, да и вообще видный парень был. Девки к нему как на мед липли. И высокий, и плечистый, и не жадный, и мастерство в руках держит. С таким и в шалаше жизнь раем покажется. А уж в отдельном доме на два этажа... да с полной обстановкой... многие девки не то что пошли бы, побежали! Однако ж Трофиму на душу запала именно Марьяна. Может потому, что она-то, как раз, вовсе за ним не гналась. Наоборот. Это Трофим долго за ней ухаживал, да подарки дарил. А колечко брачное ему Марьяна ажно дважды обратно возвращала. Но Трофим - домовой упертый. Решил завоевать девку - уж не отступится. Как известно, вода камень точит. И Марьяна никуда не делась. Взяла все-таки кольцо. А Трофим честь по чести к ее родителям посватался. И свадьбу на начало осени назначили. Так что нелюбовь Прушки была вполне понятна. Но проклятье-то зачем было поминать?!

Изначально Трофим думал, что отец за него вступится. Дескать, не было никакого проклятья, и все тут! Однако староста промолчал. И домовой понял, что обвинение Прушки не было напрасным. И уж так Трофиму стало обидно! Во-первых, из-за того, что ославили его, проклятым назвали. А во-вторых, из-за того, что сам он об этом проклятье понятия не имел! Ну почему, почему отец ничего не сказал ему? Трофим и позориться бы не стал, выдвигая себя в заместители! Сначала бы с проклятьем разобрался. Есть ведь у домовых в поселении жрецы. И не самые плохие. Так отчего отец их услугами не воспользовался? Непонятно. И неприятно. Но Трофим был не из тех, кто отступает перед сложностями! А потому дождался он, пока отец один останется, да подступился к нему с вопросами. И история, рассказанная старостой, отнюдь Трофима не порадовала.

...Случилось это чуть больше четверти века назад, когда Трофим не родился еще. Прибыл к воротам поселения очередной караван. Двигались торговцы к Нейтральным землям, а остановились переночевать. Да запасы пополнить. Домовые к каравану и выходить не стали, поскольку надобности ни в чем не имели. Да и торговцы не больно стремились в поселение проникнуть. Знали, что поживиться там особо нечем. А утром, не успел караван далеко отъехать от поселения, на него напали дикие орки. К тому времени Нейтральные земли уже заключили мир с государством Омрией. Но мелкие банды орков, так и не пожелавших жить в мире с соседями, еще продолжали разбойничать в окрестностях. Впрочем, и караванщики были не лыком шиты. Не первый год они путешествовали, и не зря нанимали в охрану лучших бойцов. Так что зубы оркам пересчитали славно. Но и сами потери понесли. И ведь что удумали, проклятущие, решили раненых своих в поселении у домовых оставить. Дескать, подлечатся, поправятся, а на обратном пути заберем.

– Пускать лишенцев в поселение! Да за такое ж предки проклянут, и боги отвернуться!
– возмутился Трофим.

– То-то и оно, - вздохнул отец.

Он уже в те времена был старостой. А потому с тремя своими заместителями вышел к воротам и объяснил, что караванщики требуют невозможного. Никогда ни один посторонний не переступал границ поселка, и так будет впредь. Ибо от заповедей предков отступиться невозможно. А выйти за ворота надолго ни один домовой не согласиться. Одно дело - покинуть поселение на пару часов, чтобы пообщаться с торговцами, да приобрести нужную в хозяйстве вещь, али свое что продать. И совсем другое - находиться постоянно при раненых. Кто от своего дома отрешится? Да и как лечить, коли даже крыши над головой не будет? Ужели за ради десятка представителей чужих рас временное жилье строить? За воротами? Такого предки тоже не попустят. Ибо мудры они были и знали - где временное, там и постоянное. А чужаков у границ терпеть - сие домовым невместно. Так что, караванщики дорогие, забирайте своих раненых, да езжайте подобру-поздорову. Нет в поселении домовых места лишенцам.

– Все правильно ты сказал!
– кивнул Трофим.
– И поступить иначе не мог.

– Так-то так... да вот только караванщикам так не показалось, - вздохнул отец.
– Был среди них маг. Из темных. Осерчал он за мой отказ и проклял. Сказал, что родиться у меня, дескать, сын, который нарушит и волю богов, и заветы предков, и станет лишенцем. Страшно мне стало. Не мог маг знать, что жена моя ждет ребенка. Однако ж не поменял я своего решения. Принял на себя проклятье, но не пустил лишенцев в поселение. Убрался караван с утра пораньше. Больше я того мага и не видел никогда. Да и о проклятье не ведал никто кроме меня, да моих заместителей. Понять не могу, как Прушка о нем вызнал.

– Жрецам меня показывал?
– деловито уточнил Трофим.

– А то! Но проклятье снять они оказались не в силах. Так что, видать, не бывать тебе старостой!

– Старостой? Да мне теперь вообще в поселении жизни не будет!
– стукнул кулаком по столу Трофим.
– Кто замуж за проклятого пойдет? Кто товар у него купит? А ведь проклятье и на детей может перейти, аж до седьмого колена! Ну и потом... сам знаешь, раз уж о проклятье сказали вслух, значит, оно начало действовать с удвоенной силой!