Православная Россия. Богомолье. Старый Валаам (сборник)
Шрифт:
– Господи… и царей-королей в ад тащут, и к ним не снисходят, из уважения!..
Монах говорит, что небесная правда – не земная: взыщется и с малых, и с великих. Спрашиваем: а толстые кто, в бархатных кафтанах, за царями идут, цепью окручены, в самую адову пучину?
– А которые злато приобретали и зла-то всякого натворили, самые богачи купцы. Ишь сколько за ними бесы рукописании тащут!
Горкин говорит со вздохом:
– Мы тоже из купцов…
Но монах утешает нас, что и праведные купцы бывают, милостыню творят, святые обители не забывают – украшают, и милосердный Господь снисходит.
Я спрашиваю, зачем раскаленная грешница лежит у «главного» на коленях,
– Вон, – говорит, – рыжий-то, с мешочком, у! Иуда Искариот это, Христа продал, с денежками теперь терзается… ишь скосился!
Монах говорит, что Иуде муки уготованы без конца: других, может, праведников молитвы выкупят, а Искариоту не вызволиться во веки веков, аминь. И все говорят – этому нипочем не вырваться.
Смотрим еще трапезную церковь, где стены расписаны картинками, и видим грешников, у которых сучок и бревно в глазу. Сучок маленький и кривой, а бревно толстое, как балка. Монах говорит:
– Для понимания писано: видишь сучец в глазе брата твоего, а бревна-то в своем не чувствуешь!
Я спрашиваю, зачем воткнули ему бревно… ведь больно? Монах говорит:
– Для понимания, не больно.
Еще мы видим жирного богача, в золотых одеждах и в бархате, за богатой трапезой, где жареный телец, и золотые сосуды-кувшины с питиями, и большие хлебы, и под столом псы глотают куски тельца; а на пороге лежит на одной ноге убогий Лазарь, весь в болячках, и подбирает крошки, а псы облизывают его. Монах говорит нам, что так утешается в сей жизни немилостивый богач, и вот что уготовано ему на том свете!
И видим: стоит он в геенне-прорве и высовывает кверху единый перст, а высоко-высоко, у старого Авраама на коленях, под розанами и яблочками, пирует у речки Лазарь [45] в блистающих одеждах и Ангелы подносят ему блюда и напитки.
– «Лазарь-Лазарь! омочи хоть единый перст и прохлади язык мой!» – взывает немилостивый богач из пламени, – рассказывает монах, – но Лазарь не слышит и утешается… не может суда Божьего преступить.
В соборе Троицы мы молимся на старенькую ризу Преподобного, простую, синюю, без золотца, и на деревянную ложечку его за стеклышком у мощей. Я спрашиваю – а где же келейка? Но никто не знает.
45
…у старого Авраама на коленях… пирует… Лазарь… – Лазарь Убогий – персонаж евангельской притчи и фольклорных текстов, образ бедности, получающей награду в загробной жизни.
Васнецов А. М. Сергий Радонежский
Лезем на колокольню. Высота-а… – кружится голова кругом, куда ни глянешь, только боры и видно. Говорят, что там и теперь медведи; водятся и отшельники. Внизу люди кажутся мошками, а собор Преподобного – совсем игрушечный. Под нами летают ласточки, падают на кресты. Горкин стучит пятачком по колоколу – гул такой! Говорят, как начнут звонить, рот надо разевать, а то голову разорвет от духа, такое шевеленье будет.
Отец-просфорник выдает нам корзину с просфорами:
– Бог милости прислал! По леестрику все
Саня-заика упрашивает нас зайти в квасную, холодненького выпить – такого нигде не делают:
– На…на-на…ме-местниковский ква-ква…сок! Отец Власий благословил попотчевать вас.
Сам отец-квасник подносит нам деревянный ковшик с пенящимся розоватым квасом. Мы выпиваем много, ковшиков пять, не можем нахвалиться: не то малинкой, не то розаном отзывается, и сладкий-сладкий. Горкин низко кланяется отцу-кваснику – и отец-квасник тоже низко кланяется – и говорит:
– Пили мы надысь в Мытищах у Соломяткина царский квас… каким царя угощали, от старины… хорош квасок! А ваш квас, батюшка… в раю такой квас праведники пить будут… райский прямо!
– Благодарствуйте, очень рады, что понравился наш квасок… – говорит квасник и кланяется низко-низко. – А в раю, Господь кому приведет, Господень квасок пить будут… пиво новое – радость вкушать Господню, от лицезрения Его. А квасы здесь останутся.
Федя несет тяжелую корзину с просфорами, скрипит корзина.
Катим в Вифанию на тройке, коляска звенит-гремит. Горкин с Домной Панферовной на главном месте, я у них на коленях, на передней скамеечке Антипушка с Анютой, а Федя с извозчиком на козлах. Едем в березах, кругом благодать Господня – богатые луга с цветами, такие-то крупные ромашки и колокольчики! Просим извощика остановиться, надо нарвать цветочков. Он говорит: «Ну, что ж, можно дитёв потешить», – и припускает к траве лошадок.
– И лошадок повеселим. Сено тут преподобное, с него каждая лошадка крепнет… Монахи как бы не увидали только!
Все радуются: трава-то какая сильная. И цветы по-особенному пахнут. Я нюхаю цветочки – священным пахнут.
В Вифанском монастыре, в церкви, – гора Фавор! [46] Стоит вместо иконостаса, а на ней – Преображение Господне. Всходим по лесенке и смотрим: пасутся игрушечные овечки, течет голубой ручеек в камушках, зайчик сидит во мху, тоже игрушечный, на кусточках ягоды и розы… – такое чудо! А в горе – Лазарев гроб-пещера.
Смотрим гроб Преподобного, из сосны, – Горкин признал по дереву. Монах говорит:
46
В Вифанском монастыре… – гора Фавор! – Вифания, или Спасо-Вифанский мужской монастырь, находился в трех верстах от Троице-Сергиевой лавры; основан в 1783 году митрополитом Платоном. Церковь монастыря представляла внутри подобие горы Фавор, где, согласно преданию, произошло Преображение Христа, а внизу, в искусственной пещере, находилась церковь праведного Лазаря. В ней стоял деревянный гроб, в котором первоначально был похоронен преподобный Сергий Радонежский. Богомольцы грызли гроб, так как, по поверью, это исцеляло от зубной боли. После 1917 года монастырь упразднен.
– Не грызите смотрите! Потому и в укрытии содержим, а то бы начисто источили.
И открывает дверцу, за которой я вижу гроб.
– А приложиться можно, зубами не трожьте только!
Горкин наклоняет меня и шепчет:
– Зубками поточи маленько… не бойся, Угодник с тебя не взыщет.
Но я боюсь, стукаюсь только зубками. Домна Панферовна после и говорит:
– Прости, батюшка Преподобный Сергий… угрызла, с занозцу будет.
И показывает в платочке: так, с занозцу. И Горкин тоже хотел угрызть, да нечем, зубы шатаются. Обещала ему Домна Панферовна половинку дать, в крестик вправить. Горкин благодарит и обещается отказать мне святыньку, когда помрет.