Правосудие королей
Шрифт:
– Я хочу, чтобы утром ты принесла учетные книги, которые город хранит со времени визита последнего Правосудия. Полагаю, до нас здесь была Реси Августа – похоже, мы идем по ее следам, хотя она и оставила их уже давно. Затем можешь получить у сэра Радомира сведения по тому заявлению, которое мистер Вогт подал на лорда Бауэра. Принесешь все сюда и попросишь слуг поставить стол побольше. После можешь начать просматривать записи.
– Ладно, – сказала я. Хоть меня и переполняла обида, отказаться я не могла.
Вонвальт внимательно посмотрел на меня.
– Я собираюсь принять ванну. Увидимся внизу за ужином.
– Я
Он секунду помедлил.
– Что ж, тогда спокойной ночи, – сказал он, не желая потакать моему кислому настроению, и потушил трубку.
Я поднялась на ноги и ушла, радуясь, что избавилась от его общества. Я вернулась в нашу с Брессинджером комнату и плюхнулась на кровать. Какое-то время я просто лежала на ней, пока не услышала, как Вонвальт спустился вниз; затем я все-таки сняла одежду, забралась под покрывало и потушила лампу.
Мы встали с восходом солнца – то есть, поскольку месяц был зимним, проспали дольше обычного. Несколько недель мы провели в пути, ночевали в трактирах, а порой и вовсе под открытым небом, сносили холод и постоянную угрозу нападения диких зверей и грабителей. После всего этого мне совсем не хотелось вылезать из роскошной гостевой кровати лорда Саутера. Слуги тоже встали рано, чтобы разжечь очаги, и тепло, исходившее от первого этажа, уже наполнило мою комнату. Благодаря этому скинуть с себя покрывало оказалось проще обычного.
Брессинджер вернулся вскоре после того, как я проснулась. От него разило пивом. Пока он шатался по комнате, я внимательно смотрела на него. Он был красив, даже красивее Вонвальта с его неизменно опущенными уголками губ, придававшими лицу выражение вечного недовольства. Они оба были темноволосыми, хотя волосы Брессинджера, которые он убирал в хвост, были темнее, как и его глаза и кожа. Самой заметной его чертой были усы, которые мне не очень нравились и которые редко можно было увидеть за пределами Грозоды и, наверное, некоторых частей Венланда. Также Брессинджер был от природы более мускулистым и лучше одевался – хотя сравнивать их в этом было нечестно, поскольку Вонвальту большую часть дня приходилось носить магистратскую мантию.
Что же до его характера, то Брессинджер сочетал в себе две противоположности. В одно время он мог быть неугомонным, флиртовать с местными женщинами, спорить с Вонвальтом и утомлять нас грозодскими песнями и народными сказаниями. Но уже на следующий день он мог впасть в глубокую тоску, проводить большую часть времени в угрюмом молчании и затевать драки в местных трактирах. Мне было известно, что он сражался вместе с Вонвальтом в Рейхскриге и умело обращался с мечом, но я точно не знала, как именно их дороги сошлись и как Брессинджер оказался у Вонвальта на службе. Одно лишь было совершенно ясно: Брессинджер всегда яро защищал своего господина и без колебаний бы вмешался, если бы решил, что я говорю с ним грубо или непочтительно.
Я смотрела, как он бродит по комнате, словно им движет не собственная воля, а какая-то магическая сила. Мне было неведомо, чем занимался Брессинджер в те длинные ночи, которые проводил не с нами. Спал с девицами в местных борделях – конечно, – но на этом все не заканчивалась. Я знала, что он много пил и порой возвращался с раскрасневшимися глазами, словно провел несколько часов, кого-то оплакивая. По тому, как он выглядел теперь и как демонстративно не обращал на меня внимания, я поняла, что мне стоит какое-то время держаться от него подальше. Я оделась, спустилась вниз, накинула свой плащ и, выйдя на свежий утренний воздух, зашагала к воротам. Там я увидела груду обычных подношений – безделушек, свечей и цветов, а также странную, наспех нацарапанную записку, которую Вонвальт никогда не стал бы читать. Большая часть вещиц была прикрыта снегом, а некоторые торчали из него, как костлявые пальцы трупа на поле боя. В конце улицы стояла парочка зевак, но мороз и присутствие городских стражников мешали им подойти.
Я остановилась, едва вышла за ворота. По другой стороне улицы мимо резиденции мэра шел тот же стражник, что вчера сопроводил Вонвальта в город. Увидев меня, он тоже остановился.
– Доброе утро, – сказал он. Мороз превратил его выдох в облачко пара. На нем, как и на мне, был надет большой плащ, накинутый поверх его доспехов, и по румянцу на его щеках стало ясно, что он на улице уже давно.
Мое сердце затрепетало. Он был хорош собой, с широкими квадратными плечами, широкой квадратной челюстью и хорошими зубами, все из которых были на месте. Будучи сиротой, я росла на улицах и в домах призрения Мулдау, и та суровая, нищенская жизнь ожесточила меня. Однако за два года, которые я провела под отеческой защитой Империи, перенимая утонченные манеры Вонвальта, я снова смягчилась и отчасти вернула себе детскую невинность. Подойди этот парнишка ко мне два года назад, я бы коротко отбрила его и покрыла бы отборной бранью. Теперь же я ощутила, как краснеют мои щеки.
– Доброе утро, – сказала я.
– Как тебя зовут?
– Хелена Седанка, – ответила я. Не зная, куда деть свои руки, я сцепила их перед собой. – А тебя?
– Матас, – сказал он и прибавил: – Акер. Из городской стражи, – как будто это было не очевидно. Желая произвести на меня впечатление, он чуть повернулся так, чтобы продемонстрировать мне свое оружие – дорогой на вид меч в отличных кожаных ножнах. Сейчас я с улыбкой вспоминаю о том, что все-таки впечатлилась. Тогда я была всего лишь глупой девчонкой, очарованной молодым солдатиком.
Повисло неловкое молчание. Я, часто острившая с Брессинджером и Вонвальтом, двумя ветеранами Рейхскрига и агентами Империи, не могла найти слов, чтобы заговорить с юношей из провинции.
– Куда направляешься? – спросил он.
– Сначала в суд, потом в здание стражи, – сказала я. – По официальному делу.
– Какое приятное совпадение, – сказал Матас. – Я тоже иду к зданию стражи. Моя патрульная смена только что закончилась. Может быть, я тебя провожу?
– Как хочешь, – сказала я. Слова прозвучали резко, хотя я этого и не хотела.
Вместе мы побрели по снегу. На улицах было тихо, но те из прохожих, кто все же осмелился выйти наружу под утренний снегопад, часто останавливались, чтобы хоть мельком почтительно поприветствовать Матаса.
– А тебя многие знают, – негромко сказала я.
Он улыбнулся. У него была красивая улыбка.
– Мы стараемся, чтобы горожане замечали наше присутствие, – весело сказал он. – В Долине Гейл страже выделяют много денег. Поэтому мы можем регулярно патрулировать улицы. Лорд Саутер считает, что безопасный город – это процветающий город.