Праздник обжоры
Шрифт:
«Может, она сама и полы моет?» — подумал я.
— Торты завтра привезете? — Это был первый вопрос, который задала нам блондинка Нинэль, выходя из-за стойки и с удивлением разглядывая работу, — Клево! Жалко даже такой шедевр снаружи вешать, еще сопрут. Может быть, мне ее в спальне над кроватью повесить? Не вывеска, а вылитый Горилла!
Она благодарно пожала руку Даниле и полезла в кассу за деньгами. Польщенный Микеланджело покраснел.
— Сколько с меня за такую красоту?
— Сколько не жалко.
Не жалко блондинке Нинэль было триста рублей.
— А
— Посидите, я вас хоть кока-колой угощу.
Нинэль вышла из-за стойки бара и протерла стол, за который мы сели. Видно было невооруженным взглядом, что ей нравится быть хозяйкой в этом заведении. По-моему, она даже получала удовольствие, порхая между столиками. За соседним столиком одобрительно закивали головами, оценив приветливость и хозяйскую хватку улыбающейся Нинэль. Кто-то не вытерпел и спросил:
— Вах-вах-вах, а гидэ тывой мужчына?
Мы тоже не видели хозяина — Гориллу. Похоже, всем хозяйством заправляла одна Нинэль.
— Мужчина должен мужским делом заниматься. — Закончив протирать абсолютно чистый стол, Нинэль улыбнулась скучающей троице за соседним столиком.
— И что за дело у него?
— Лежит на диване, футбол смотрит.
Своим ответом она покорила всех посетителей ресторана. Теперь она железно знала, что в следующий раз все они снова придут в ее ресторан.
Выпив по бокалу холодного иноземного напитка, мы встали из-за стола, собираясь уходить. На пороге нас догнала Нинэль и протянула деньги за торты:
— При всех не хотела давать, мало ли что? Не забудьте, послезавтра у меня свадьба.
Мы с Данилой оглянулись. Вслед Нинэль смотрели восхищенные посетители, ловя каждое ее движение. Данила молча, не считая, сунул деньги в карман.
— Повезло Горилле, — сделал он глубокомысленное заключение, когда мы немного отошли, — эта его ресторан раскрутит.
— Глянь, сколько она денег дала?
Данила полез в карман и вытащил тысячу рублей.
Мы как собаки вымотались за день, а назавтра предстоял тоже нелегкий день. Надо было встать утром в шесть часов и идти на автостанцию. Уже прощаясь, я вспомнил про Данилину бабку и, решив выразить сочувствие другу, спросил:
— Как коза?
— Да как у Христа за пазухой. Я заглянул к этому чудику во двор, он ее мармеладом кормит, контакт налаживает. Я повернулся и ушел.
— Может, он думает, она после мармелада будет сгущенным молоком доиться? — улыбнулся я.
— Думать никому не вредно, — философски глубокомысленно произнес пустую фразу Данила.
Мы разбежались по домам.
Глава V
В Москву за «Птичьим молоком»
Рано утром Настя вышла к калитке нас проводить. Ее, конечно, ни в какую Москву вместе с нами не отпустили.
С билетами проблем не было. Мы с Данилой заняли в автобусе отличные места где-то в самом конце, там, где они вторым ярусом приподнялись над передними креслами. И впереди все отлично видно, и по бокам. Бабушка хотела еще навязать
— Есть не хочешь? — спросил я Данилу.
Такой вопрос можно ему не задавать. У Данилы всегда волчий аппетит. Сколько бы он ни съел, все равно хочет есть, как студент. Я ни разу не слышал, чтобы он отказался от еды» Нет, вру, было один раз. Он отказался от предложенного пирожка и, икая, попросил воды. Когда допил воду, тут же протянул руку за другим пирожком.
И сейчас Данила оседлал любимого конька:
— Бабка у тебя молодец. Такие пирожки жарит, с ума сойдешь. Я, когда у вас в гостях побываю, всегда думаю, почему у нас такие разные бабки. Моя только и знает козу и меня хворостиной драть, а твоя всегда ласковая и печет такие пирожки.
Я рассмеялся:
— Данила, я же приезжаю раз в году, на лето только, вот бабка и не нарадуется, а ты каждый день дома, никуда не денешься, — чего тебя из любви не отодрать. У бабки твоей, может быть, к тебе садистская любовь.
— Нет, ты не прав! У моей это система воспитания, через хворостину. Она считает, что если я что-нибудь натворю, обязательно надо меня хорошенько отодрать, тогда у меня останется зарубка в памяти и в следующий раз я буду умнее.
— Права твоя бабка! Я читал, так старые казаки всегда поступали. Они, когда им приходилось зарывать в землю свое добро, на этом месте пороли молодежь, чтобы та не забыла место, куда зарыли клад.
— Если бы так, я согласен на дню два раза быть поротым.
Ведя такой философский разговор, мы выкладывали на импровизированные столики, вделанные в спинки передних кресел, аппетитную еду. Молодец у меня бабушка. Она уложила пирожки в разные бумажные пакеты и надписала их. Вот первый, с мясом. По салону потекла ароматная волна. Готовые поспать пассажиры непроизвольно водили носами, оглядываясь на нас. А вот и двухлитровая банка со сметаной.
— Кайф, — воскликнул Данила, снимая с банки полиэтиленовую крышку.
— Давай сначала посмотрим, с чем у нас пироги? Доставай по очереди пакеты, — предложил я приятелю.
На такой подвиг Данилу не надо было уговаривать. Он начал перечислять:
— Так, это с рисом и яйцом, я их могу сто штук съесть. Это с печенкой, они особенно хороши, если их в сметану макать… Это с капустой, их можно без ничего есть сотнями. Это с картошкой, мне нравится их есть вместо хлеба. Так, с мясом мы видели. А это с чем? С солеными огурцами? Такие я не ел. Смотри, Макс, — казалось, Данила раскопал древний курган и достает сокровища, — здесь внизу еще с повидлом персиковым, абрикосовым. У-у-у! — с курагой, у-у-у! — с клюквой, с яблоками, с черносливом. Эти мы будем есть в последнюю очередь, в Москве. Хотя чего откладывать…