Предания старины Смоленской
Шрифт:
Оказалось, что девица недавно осиротела и осталась проживать у брата своей матери. Вот и ожидают, что кто-нибудь сосватает девку. Тут-то у Рачинского созрел «коварный план». Заявился он к Рожковой и объявил, что хочет «поиметь в ней участие». Прознав, что она в бедственном положении, предлагает он ей выйти замуж за своего дворового человека – Михайлу Порцевского. Вот он какой, посмотри – статен, на вид приятен, читать-писать обучен, и рубаха у него шёлком цветным шитая, и сапоги гармошкой, да со скрипом, и за мной, выписанные из Питербурха сюртуки донашивает. Вовсе не мужик-лапотник, а прям таки для мещанки завидный жених. Девица резонно возражала – ежели, я за него замуж пойду, то твоей, барин, рабыней стану, зачем мне такое «счастье». Рачинский, бия себя туфлёю в грудь, заверял, что ещё до свадьбы даст Михайле вольную, да ещё и денег молодожёнам подарит, аж 1000 рублей. И ведь убазарил девку змей-искуситель.
Увез её в Поречье, и в Поречском уездном суде написал вольную на Михайлу Порцевского. Однако она Наталье не понравилась, вовсе не то в ней было писано, что Иван Денисович ей обещал. И ни слова не говоря, помещик бумагу переделал, зарегистрировал при трёх свидетелях, как полагается, и отдал девице.
По каким-то делам, возможно, готовясь к венчанию. Наталья Семёновна должна была ехать в Любавичи. И Рачинский, одарив её обещанными деньгами, выпросил на хранение вольную, мало ли что в дороге случиться может. А по возвращении её, вольную ей не вернул, сказался, что некогда – в гости уезжает. И умотал на неделю в Поречье. А венчание уже назначено, не отменишь.
Вот после свадьбы Иван Денисович и стал склонять Наталью ко греху. Будь моей и всё тут, хочу-не могу. Та ему объясняет – я, мол, женщина богобоязненная, а теперь ишо и мужняя жена, законы божеские и человеческие нарушать не буду. Верни мне бумагу вольную на мужа моего и будем жить, как положено по закону. Денисыч кричит, что ты теперь моя крепостная, что хочу с тобой сделаю. Наталья резонно возражает, что в Поречском уездном суде, да при благородных свидетелях ты клялся, что не будешь нам с мужем чинить препятсвий и утеснений.
Решил гвардии подпоручик действовать через Михайлу. И тут на себе ощутил смысл пословицы «Муж и жена – одна сатана». Полюбилась Наталья Михайле, вот он и попросил помещика законы божеские соблюдать, и не склонять их ко греху. Рассвирепел Иван Денисович, стал бить Михайлу смертным боем, только ничего так и не добился. Почесал тыковку и решил увезти Михайлу подальше. Уехал аж в Хиславичи, и Порцевского с собой увёз. А обратно не привёз. И Наталье про его судьбу ничего не говорит, а только с глупостями пристаёт. Та и сбежала от него в Смоленск, к материному брату.
Чтобы разрешить ситуация написала прошение Смоленскому губернскому прокурору об выходе её из владения Рачинского, и об отыскании муже её законного – Михайлы Порцевского. А в городовой смоленской полиции уже лежит бумага от Рачинского, сбежала, мол, от меня девка дворовая Наташка, да и утащила с собой много вещей и бумаг дорогих. Верните мне пропажу.
Полиция всё ж задумалась – знали, что Наталья родилась свободной. Обыск провели, но никаких вещей и бумаг не нашли.
Смоленский прокурор проникся печалью Натальи Семёновны и отправился к губернатору, барону и кавалеру Казимиру Ивановичу Ашу. А тот после обеда кофе пьёть. И кофе у него турецкий, и коньяк хранцузский и табачок в трубке с длинным чубуком ароматный. А ему тут за какую-то девку вещают. У тебя говорит прокурору дел других что ли нет? Конокрады не ловлены, разбойник по дорогам балуют, в Арефинском питейном доме дворянина напоили да раздели, а ты тут, чем занимаешься? И порешил, раз все перипетии дела происходили в Поречском уезде, да и бумаги оформлялись в Поречском уездном суде, вот пущай оный суд и разбирается.
Полиция взяла с Натальи Подписку, что та явится в Поречский уездный суд для разбирательства. А та написала прошение уже Императору, с просьбой помочь её горестям. Ведь повелась она на посулы Рачинского, полагая его благородным человеком, да и есть вольная в Поречском суде, по всем правилам зарегистрированная, да и в 1808 году указ вышел, что ежели дворовый человек женится с разрешения своего помещика на вольной, то и сам волю получает. А в Пореский суд ехать она не может, так как точно знает, что Иван Денисович Рачинский дружбу и хлебосольство водит и с судьёй и секретарём суда и с дворянским заседателем.
Вот такая любовь.
Майор Нелидов и лесная дача Боярщина
В 1799 году император Павел Петрович за неизвестные мне заслуги (но они были конечно те заслуги, я так думаю) подарил отставному гвардии поручику Ивану Дмитриевичу Нелидову две тысячи душ крепостных в Поречском уезде. Выведя эти души из Поречской дворцовой волости, проще говоря, отщипнул от себя кусочек и одарил подданного. Владел Нелидов этим всем недолго, и к 1803 году помер. Имения перешли к жене Анне Александровне.
И было у Анны Александровны три сына. Старший – не сказать, что умный был детина, средний – был не так ни сяк, а вовсе даже такой-сякой (это мы ещё увидим по ходу повествования), младший вовсе был гвардии прапорщик. Михаил, Александр и Фёдор. И ещё дочь – Екатерина, Её Императорского Величества вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны кавалерственная камер-фрейлина. И жить бы им да жить, но…
В 1805 году умирает Михаил. А к Анне Александровне приходит городовой секретарь Николай Васильевич Лидов и представляет вексель от Михаила на 30 000 рублей. Сумма просто запредельная. Скандала и судебного разбирательства видимо не хотелось. И они договорились. Появляется духовное завещание, по которому:
Екатерине отходит имение в Дорогобужском уезде (сельцо Клемятино с господским домом и деревнями Сковородино и Алёшино) и имение в Тверской губернии Кашинском уезде. Майору Александру и гвардии прапорщику Фёдору достаётся по пятьсот ревизских душ в Поречском уезде. Там же сто душ отдано коллежскому секретарю Алексею Петровичу Масленникову (в бумагах написано, как проявившему ко мне почтение, усердие в делах и привержение, но думается мне, что появился ещё один вексель). А Николаю Лидову – четыреста душ, новый господский дом в сельце Боярщине из-за Креста, а так же постоялый двор на Большой Смоленской дороге.