Предательство по любви
Шрифт:
Глава 6
С одобрения майора Типлейди Эстер согласилась отобедать с Оливером Рэтбоуном и, взяв кеб, направилась в Примроуз-Хилл, к дому Рэтбоуна-старшего. Отец Оливера оказался оригинальным и не лишенным шарма пожилым джентльменом.
Не желая опаздывать, мисс Лэттерли ухитрилась приехать раньше самого Оливера, которого задержало неожиданно затянувшееся заседание суда. Прибыв по указанному адресу, она была встречена слугой, проводившим ее в маленькую комнату с окнами во дворик, где в тени деревьев желтели поздние нарциссы, а калитку, ведущую в сад,
В комнате имелось много книг, расставленных скорее так, как было удобно для дела, чем для того, чтобы радовать глаз. На стенах висело несколько акварелей, и та, что располагалась на почетном месте над камином, сразу привлекла внимание гостьи. Акварель, выполненная в мягких коричневатых тонах, изображала юношу в кожаном камзоле, сидящего у основания колонны. Нижняя часть тела юноши и маленькая собачка, к которой тот протянул руку, были едва намечены.
– Вам нравится? – спросил Генри Рэтбоун. Этот очень худой человек был выше своего сына и слегка горбился от возраста. У него был орлиный профиль, редкие седые волосы и близорукие голубые глаза.
– Да, очень, – чистосердечно ответила Эстер. – И чем дольше я смотрю на нее, тем больше она мне нравится.
– Моя любимая акварель, – кивнул старик. – Наверное, потому, что не закончена. Завершенность сделает ее более прямолинейной. А так еще остается место для воображения, и начинаешь чувствовать себя соавтором.
Женщина прекрасно поняла, что он имеет в виду, и невольно расплылась в улыбке.
Они успели немного поговорить на разные темы. Эстер, не стесняясь, задавала вопросы, потому что Генри Рэтбоун был ей интересен и с ним она чувствовала себя в своей тарелке. Он много путешествовал и свободно изъяснялся по-немецки. В отличие от гостьи, его, похоже, мало увлекала природа, зато Рэтбоун-старший встречался и беседовал с самыми невероятными персонажами в старых лавочках, которые он так любил обшаривать вдоль и поперек. Однако и внешне заурядные типы пробуждали в Генри жгучее любопытство, и в каждом ему удавалось обнаружить свою уникальную черточку.
Женщина даже не обратила внимания на то, что Оливер явился только часом позже. Забавно было видеть его смущение, хотя если кто и заметил его опоздание, так это повар, сожалеющий об остывшем обеде.
– Ничего страшного, – бросил отец в ответ на извинения сына и поднялся. – Прошу к столу, мисс Лэттерли; это лучшее, что мы можем сейчас сделать.
– Вы могли бы начать и без меня, – недовольно сказал Рэтбоун-младший. – Не пришлось бы снова разогревать блюда.
– Не стоит себя ни в чем винить, – ответил ему отец. Он указал, где сесть Эстер, и слуга чуть отодвинул стул, чтобы гостье было удобней. – Мы знаем, что ты был занят. И, смею надеяться, мы здесь без тебя не скучали.
– В самом деле! – искренне подтвердила мисс Лэттерли, усаживаясь.
Суп был великолепен, а вот рыба несколько суховата. Оливер попробовал, встретился взглядом с гостьей, но от замечаний воздержался.
– Я говорил вчера с Монком, – сообщил он наконец. – Боюсь, что мы топчемся на месте.
Эстер была разочарована, хотя уже то, что адвокат не сразу поднял волнующую ее тему, наводило на определенные мысли.
– Просто мы еще не открыли истинную причину, – сказала она. – Надо ускорить поиски.
– Или убедить ее признаться, – добавил Оливер, откладывая нож с вилкой и делая знак слуге, что тарелку можно убрать.
Овощи немного перепрели, зато холодное баранье седло удалось на славу, как, впрочем, и поданные к нему соленья.
– Вы знакомы с этим делом, мистер Рэтбоун? – обратилась Эстер к Генри, не желая исключать его из беседы.
– Оливер упоминал о нем, – откликнулся старик, щедро накладывая себе на тарелку фруктово-овощную индийскую приправу. – Что вы надеетесь найти?
– Истинную причину, почему леди Александра убила своего мужа. К сожалению, сам факт, что убила именно она, сомнению не подлежит.
– Чем она сама объясняет свой поступок?
– Ревностью к хозяйке дома, где был званый обед. Говорит, будто убеждена, что супруг ее состоял в связи с этой женщиной, Луизой Фэрнивел. Однако все было не так, и Александра это знала.
– Но правду она вам не скажет?
– Нет.
Генри насупился, отрезал кусочек мяса и подложил себе картофельного пюре.
– Будем логичны, – задумчиво произнес он. – Она замышляла убийство заранее?
– Мы не знаем. На этот счет у нас нет никаких свидетельств, – ответила мисс Лэттерли.
– То есть это мог быть и внезапный поступок, когда человек теряет голову и не думает о последствиях.
– Но она умная женщина, – запротестовала Эстер. – Она не могла не знать, что убийце грозит виселица.
– Я сказал: внезапный поступок, – напомнил Рэтбоун-старший. – Приступ ярости, заставивший ее действовать безрассудно.
Женщина в ответ нахмурилась.
– Моя дорогая, вы ошибочно полагаете, что мы рассудительны двадцать четыре часа в сутки, – мягко пожурил ее пожилой собеседник. – На самом деле люди часто поступают вопреки своим интересам именно потому, что не могут вовремя остановиться и подумать. Если человек испуган, он или бросается бежать, или застывает неподвижно, или наносит удар – все зависит от склада характера и предыдущего опыта. – Забыв о еде, Генри сосредоточенно взглянул на Эстер. – Полагаю, большинство трагедий происходит именно из-за недостатка времени, чтобы осмыслить ситуацию. А когда человек опомнится, то, как правило, бывает уже поздно. – Он рассеянно подвинул соленья Оливеру. – Это как с новыми идеями. Мы полны предрассудков, мы слишком верим в справедливость устоявшихся мнений и слепо хватаемся за их громоздкую конструкцию. В мире не изобрели еще оружия опасней, чем новая идея. Потому и всякая свежая мысль встречается нами враждебно, тем более та, что затрагивает систему наших ценностей.
– Может быть, мы просто мало знаем об Александре Карлайон, – задумчиво произнесла Эстер, глядя в тарелку.
– Гораздо больше, чем знали неделю назад, – тихо возразил Оливер. – Монк побывал у нее дома, говорил со слугами, но картина от этого не прояснилась. По-прежнему непонятно, чего ради она убила генерала. Он был холоден с ней, подчас утомителен, но, безусловно, верен ей, щедр, имел прекрасную репутацию – можно сказать, незапятнанную, – нежно обращался с сыном, да и о дочерях заботился.