Предчувствие конца
Шрифт:
— Скоро.
— Скоро, — повторили двое-трое.
Кособокий опять запрыгал, дурковатый расплылся в широкой улыбке и прокричал:
— Пока, Мэри!
Они пошли провожать ее до машины, но при виде меня остановились как вкопанные. Четверо стали энергично махать на прощание, а твидовый субъект решился подойти к автомобилю с моей стороны. Его шапка до сих пор была прижата к сердцу. Он просунул свободную руку в окно; я ее пожал.
— Мы идем в магазин, — официально доложил он.
— Что будете покупать? — осведомился я с такой же серьезностью.
Оказалось, это вопрос на засыпку; субъект
— Нужные вещи, — ответил он наконец. — Принадлежности.
Вслед за тем он светски откланялся, развернулся и водрузил на голову сплошь утыканную значками шапку.
— Похоже, безобидный, — заметил я.
Но Вероника одной рукой уже включала зажигание, а другой махала своим знакомцам. Мне бросилось в глаза, что она вся в испарине. Нет, понятно, день был жаркий, но все же.
— Они тебя встретили как родную.
Я понял, что отвечать на мои реплики она не собирается. И еще — что она страшно зла: в основном на меня, но и на себя тоже. Никакой особой вины я за собой не чувствовал. Только я раскрыл рот, как заметил, что она, не снижая скорости, несется прямиком на «лежачего полицейского», и побоялся от толчка прикусить язык. После того как мы взяли это препятствие, я спросил:
— Интересно, сколько у него значков?
Молчание. Подскок.
— Они все живут под одной крышей?
Молчание. Подскок.
— Значит, паб — в пятницу вечером.
Молчание. Подскок.
— Да, мы действительно ездили в Минстеруорт вместе. Тогда светила луна.
Молчание. Подскок. Мы свернули на знакомую оживленную улицу; к вокзалу, насколько я помню, уже вела ровная полоса асфальта.
— Шикарный район.
Для достижения цели я решил поддерживать беседу; знать бы еще, какова была моя цель. Не мог же я доставать Веронику, как доставал страховую компанию, — это кануло в прошлое.
— Да, ты права: я уеду совсем скоро.
— …
— И все же приятно было в прошлый раз вместе пообедать.
— …
— Не посоветуешь, что бы такого почитать из Стефана Цвейга?
— …
— Я смотрю, много стало полных людей. Тучных. В наше время такого не наблюдалось, ты согласна? Не припомню в Бристоле ни одного толстяка.
— …
— Почему этот дебил зовет тебя «Мэри»?
Счастье, что я пристегнулся. В этот раз Вероника на скорости около двадцати миль в час въехала двумя колесами на бордюр и ударила по тормозам.
— Вон, — бросила она, глядя перед собой.
Кивнув, я отстегнул ремень и медленно выбрался из машины. Придержал дверцу дольше, чем требовалось, просто чтобы напоследок досадить Веронике, и сказал:
— Резину загубишь такой ездой.
Она рванула на себя дверцу и умчалась прочь.
На обратном пути, сидя в поезде метро, я ни о чем не думал и только прислушивался к своим ощущениям. Но даже их не мог осмыслить. И только ближе к ночи попытался разобраться в событиях минувшего дня.
Причиной моего глупого, унизительного положения стала — как я там назвал ее для себя несколькими днями ранее? — «неизбывная надежда человеческого сердца». А еще до этого — «заманчивая перспектива преодолеть чужое презрение». Обычно я не страдаю избыточным самомнением, но меня явно опустили ниже плинтуса. Простое намерение получить то, что мне положено по завещанию, выросло в нечто большее, затронувшее жизнь, время и память, которыми я живу. А вдобавок еще и разбередило желание. Я думал — каким-то уголком разума я действительно так думал, — что сумею начать сначала и многое изменить. Что поверну время вспять. У меня достало тщеславия — если не сказать хуже — вообразить, будто я способен и даже обязан снова влюбить в себя Веронику. Когда она спрашивала по электронной почте, не хочу ли я замкнуть круг, мне и в голову не пришло искать в этих словах язвительную насмешку — я воспринял это как откровенность, а то и флирт.
В своем отношении ко мне она, если вдуматься, была последовательна — не только в эти месяцы, но и во все истекшие годы. Я не отвечал ее требованиям, она выбрала Адриана и сочла, что не промахнулась. Это, как я сейчас понял, было самоочевидно — и с философской, и с какой угодно точки зрения. Однако я, не разобравшись в собственных мотивах, вознамерился ей доказать, пусть и с большим запозданием, насколько она была не права. Точнее, насколько она была права в своих первых ощущениях, когда мы с ней только-только потянулись друг к другу душой и телом, когда она оценила мои пластинки и книги, когда сочла возможным представить меня своим родным. Я рассчитывал побороть ее презрение, переплавить свои угрызения совести в чувство вины и заслужить прощение. Почему-то я себе внушил, что мы сумеем стереть наше раздельное существование, вырезать кусок магнитной пленки, на которой записаны наши судьбы, и склеить края, вернуться к развилке и пойти той дорогой, что меньше хожена, а то и вовсе не проторена. Но у меня снесло крышу. Вот старый дурак, обругал я себя. Седина в голову — бес в ребро, как говаривала моя покойная матушка, читая в газетах истории о стариках, которые влюблялись в молоденьких и разрушали семью ради жеманной улыбки, копны волос и пышного бюста. Конечно, мне бы она сейчас такого не сказала. А я даже не могу спрятаться за банальной фразой о том, что все мужчины в моем возрасте одинаковы. Нет, такого дурака, как я, еще поискать — чтобы возлагал свои убогие надежды на самый неблагодарный объект желания.
Всю следующую неделю я, как никогда, изводился от тоски. Казалось, надеяться больше не на что. В мозгу отчетливо звучали два голоса — Маргарет повторяла: «Решай сам, Тони», а Вероника твердила: «Ничего до тебя не доходит. И раньше не доходило, и никогда не дойдет». А оттого, что я мог в любой момент позвонить Маргарет, которая не станет злорадствовать и как ни в чем не бывало согласится со мной пообедать, у меня на душе становилось еще муторнее. Чем дольше живешь, тем меньше понимаешь — чьи это слова?
И все же, повторюсь, у меня довольно сильно развит инстинкт выживания, инстинкт самосохранения. И если даже в этом смысле человек себе льстит — неважно: лишь бы действовал правильно. Через некоторое время я взял себя в руки. Нужно было возвращаться к тому состоянию, которое предшествовало этим бредовым старческим фантазиям. У меня полно разных дел, не считая уборки квартиры и волонтерской службы в больничной библиотеке. Между прочим, не худо было бы вернуться и к вопросу о получении моей доли наследства.