Предел прочности
Шрифт:
— Окей, я попала в тюрьму и стала членом мафии. — Я начала медленно проговаривать все вслух приглушенным голосом. — А за что меня могут посадить? Убийства, наркотики, насилие, кража… Нет, не кража. Слишком маленький срок, нет смысла принимать меня в Фамилию. В мафии нужны, — я наклонилась вперед, читая цитату из своих заметок, — безжалостные личности, которым уже нечего терять. Начнем с убийств.
Я стремительно вскочила со стула и подошла к маркерной доске, вооружившись красным фломастером. Главное сейчас не сбиться с мысли.
В центре написала «убийства», чуть ниже — степени тяжести. Самое страшное — первая степень — умышленное. Пожизненное заключение. Тоже касается и насильников, но насчет этой теории
«Смерть» — настоящий ад на земле. Камеры там маленькие, исключительно одиночные, с решеткой вместо двери, сквозь которую на заключенных смотрят маршалы. Контакт друг с другом запрещен. На улице стоят клетки в человеческий рост, в которые заводят преступников как бы на прогулку, но все, что они могут делать — стоять. Кормят помоями, буквально. На такой еде нереально оставаться здоровым человеком, заключенные там стремительно худеют. Из развлечений — книги, но в очень скудном количестве, поэтому их там знают наизусть. Статистика самоубийств неприлично высокая: кто-то намеренно морит себя голодом, кто-то вешается на простынях, лишь бы этот кошмар закончился. А еще заключенные не знают схему тюрьмы — их везде водят с закрытыми глазами и опущенной вниз головой. Там давят морально, и это страшнее, чем физическая боль. Увечья пройдут, а вот поехавшую крышу вряд ли вылечит хоть один психолог. В сети тоже нет информации о «смерти». Даже нам тяжело достать сведения об это колонии — нужно иметь кучу разрешений и подписать бумаги о неразглашении.
Я стерла слово «насильники» — нет, это точно не подходит. Тут же у меня проскользнула мысль о принципах мафии. Я узнала, что преступная Фамилия — отдельное государство со своими законами, а следовательно и ценностями. Поощряют ли они сексуальное насилие, педофилию? Этот вопрос я записала зеленым цветом — ответ на него я найду позже, это второстепенная задача. Кажется, это лишь деталь, но на самом деле именно такие мелочи помогут мне залезть в голову мафии и посмотреть на мир их глазами.
А вот предположение с убийцами кажется более правдоподобным. Вполне подходит под профиль мафиозников: убили один раз, в следующие уже будет легче. Сроки дают приличные, есть время на то, чтобы освоиться и примкнуть к синдикату.
Еще какое-то время я смотрела на доску, подпирая рукой подбородок, и размышляла, что делать дальше с этой информацией. Я решила дополнить схему и написать о других степенях тяжести — за них тоже дают большой срок. Если прибавить к нему проступки в тюрьме — а я уверена, что они есть, — то получается то же самое пожизненное. Отлично, я пришла хоть к какой-то теории.
Из размышлений меня вырвал мягкий стук в дверь.
— Увидел свет, решил заглянуть к тебе. — В двери показался Пакс с полуулыбкой на лице. — Можно?
Я задумчиво кивнула, садясь за стол. С Паксом мы вместе учились в Академии, но он выпустился на год раньше меня. Отношения у нас были нейтральные, мы никогда не дружили, но и претензий друг к другу не имеем. Он был симпатичным мужчиной: высокий, подкаченный, короткие черные волосы и такого же цвета миндалевидные глаза. Легкая щетина, греческий нос с горбинкой и тонкие губы. Я бы назвала его внешность обычной — ничего выделяющегося.
То же самое можно было сказать и о его характере: спокойный, безынициативный штатный агент, который не двигается по карьерной лестнице, потому что и сам не выказывает желания. Работает нормально, тоже обычно. Но есть в нем что-то отталкивающее — то, что меня всегда смущало. Возможно, дело в его энергетике, какой-то тяжелой и темной, а может быть я просто себе надумываю, приписывая парню невидимые обвинения.
— Как успехи? — Он бегло оглядел заваленный рабочий стол и стрельнул
— Микрошаг сделан, но в какую сторону — пока не поняла, — ответила я, пряча лицо в ладони. — Они скрываются покруче разведчиков. Каждую крупинку информации приходится вырывать с боем и еще самой догадываться о ее применении… Успокаиваю себя тем, что это только начало, — хмыкнула я.
— Твой синдром отличницы иногда играет против тебя. Ты же только-только узнала об их существовании, а уже хочешь успеть все и сразу. Сейчас тебе важно постепенно двигаться вперед, а не лететь сломя голову. Собирать информацию, складывать ее в общую картину. Вот увидишь, через пару недель…
— Я не могу растягивать поиски на недели, пока около жизни агентов стоит жирный знак вопроса. А вдруг они живы? Тогда мы еще можем им помочь. Каждая минута на счету.
— Мне все же кажется, что они уже мертвы, и нам стоит прикрыть это дело.
— Пакс, не неси чушь. Речь идет о жизни людей. Даже если их убили, а я надеюсь, что нет, то мы имеем дело уже с серийниками. Предстоит игра с мафией в любом случае. — Я говорила тоном, в котором читалось раздражение. Мне не понравилось, как он рассуждает о человеческих жизнях.
— Подожди, почему серийники? Две жертвы причисляют их к этому званию?
Я удивленно посмотрела на него и еще раз подтвердила свою теорию о его обычности.
— Да, Пакс, два и более трупа делают тебя серийным убийцей и наказание становится строже. Но речь идет не об этом. Жизнь агентов — моя основная задача сейчас. А этот вопрос неотрывно связан с мафией. Одно без другого не функционирует.
— Так вцепилась в них… Кстати, я что зашел-то: в Нью-Йоркском отделе ФБР работает первоклассный специалист, его род деятельности приближен к профессии профайлера. Его зовут Нэро Валадес, пару лет назад он вел громкое дело об одном синдикате, развалил его меньше, чем за месяц. Вот его контакты. — Пакс положил на стол помятый клочок блокнотного листа. — Может быть, он сможет помочь тебе чем-то. Инспектор уже в курсе, он не против, чтобы ты включила Нэро в дело, — сказал он со странной интонацией. Я не смогла прочитать ее, но, возможно, Пакс просто уверен, что наши пропавшие агенты уже мертвы, а я смотрю на вещи слишком оптимистично.
— Спасибо, завтра обязательно свяжусь с ним, — ответила я на выдохе, сразу же переписывая номер в свой телефон.
— Слушай, тебе нужно отдохнуть. У тебя глаза уже красные и до конца не открываются. — Я открыла камеру на телефоне и убедилась в правдивости его слов, прошептав «О, Боже» себе под нос. — Тебя подвезти?
Я представила, как буду вызывать такси, ждать его, тратить свои деньги… Это звучало так непритягательно, поэтому я приняла предложение Пакса. Время давно перевалило за полночь, мне осталось спать менее пяти часов, что точно завтра отзовется отвратительной головной болью и заторможенностью.
Мы выходили из офиса последними. На первом этаже остались лишь дежурные, которые тихо спали под бормотание радио, пододвинув рабочие телефоны ближе к ушам, и охранники, смотрящие телевизор. Ночью и днем здание ярко контрастирует. Даже атмосфера меняется. В воздухе не витает напряжение и спешка, нет постоянного фонового шума. Так спокойно и тихо, что работать совершенно не хочется.
В машине Пакс рассказал историю о том, что его собака обожает облизывать бутылки из-под пива и делать это предпочитает именно на улице. Честно сказать, моя голова настолько кипела, что его слова отзывались фоном где-то в затылке и половина просто не доходила до ушей. Я хихикала там, где смеялся он. Его сжатая до белых костяшек рука на руле никак не вязалась с развязной интонацией и расслабленной позой. Я жевала эту мысль, как жвачку — бездумно, на автомате. Слегка качнула головой, отгоняя психологический анализ, и попыталась уловить суть рассказа Пакса.