Предел совершенства
Шрифт:
— Итак, Древние Боги, центральную, массивную люстру, подавляющую обстановку, долой, десятка два изящных светильников с витыми свечами будут здесь как нельзя более кстати. Двери в иные миры заменим на рамы кремового цвета — этакие окна в иные Вселенные. Стены пусть будут рельефными, с узором на манер изморози на стеклах. Дополним все это куполообразными сводами над головой, раскраска под обычное небо с редкими облачками. А внизу мозаичный пол, но без особых наворотов, словно тысячи разноцветных, обточенных камешков, принесенных с морского побережья. Вокруг Сашкиного ложа, так… Этакое озерцо с утопленничком. Хотя… Я бы, конечно, лучше фонтан на этом месте поставил. Раз уж о нем речь зашла.
Я
Нечисть не заставила себя долго ждать.
Запоганив облагороженный интерьер безобразным отверстием, в зал влетела Квантовая Липучка, другие чудища поперли за нею следом. Говно всплывает, почему-то припомнилась широко известная некогда пословица.
— Твоя работа? — задал я Сашке предельно глупый вопрос.
— Моя… — дал Сашка не менее несуразный ответ. — Да ну их! И махнул рукой, после чего табун приближающихся уродцев бесследно растворился в воздухе.
— Умеешь же ты решать мои проблемы! — с некоторой растерянностью произнес я.
Даже обидно стало. Будто в каком-нибудь халтурном романчике после слов: «И тут она открыла глаза. Ах, о чудо, это был всего лишь ночной кошмар!»
— Если бы! Оно само… — с не меньшим недоумением отреагировал Сашка.
— Ну-ну, твоя ж работа! Сам сознался. Не знаю, как ты весь этот цирк организовал, но раз уж взял весло, греби… Рассказывай, в смысле!
— А что тут рассказывать? — взвился Сашка. — Минута до представления! Тебя где носит? Да еще режиссер с придурью. Обычные персонажи ему, видите ли, не подходят. Для детского-то утренника! Подавай экзотических уродов, чтоб кровь стыла в жилах!
— Какое представление? Какой, блин, утренник? Ты в своем уме, Сашка?
Я с ужасом смотрел на своего друга, порющего откровенную чушь. А тот с укором продолжал:
— Проект-то у тебя остался. А мне… Знаешь, мне ведь всю жизнь было бы стыдно за то, что я тут наворотил! — Сашкин голос задрожал, и мне подумалось даже, что он вот-вот заплачет. — Впрочем, успел, и ладно, — сдержался Сашка. — Теперь композиция выглядит куда лучше. А чудики эти… Исчезли, и к лучшему! Режиссеров с подобными запросами в шею гнать надо! Проект… Стыдно… Композиция… В голове у меня что-то начало проясняться.
— Саша! Число сегодня какое?
— Двадцать первое мая.
— Ты год, год скажи!
— Двести шестьдесят второй. Две тысячи, если угодно!
— Отстаете от жизни, коллега. Двести семьдесят третий! А я уж подозревать начал, что ты ухлопал кого-то ненароком на задворках галактики. Ведь больше десяти лет прошло, черт побери! Вспомни, микроволновой шквал в районе нейтронной звезды, расфокусировка транспортного луча… Ты вовремя добрался. А я в самый эпицентр этой передряги попал. Часа два по нежилым районам галактики выруливал! Ты потом долго еще уволиться грозился. Профессиональная совесть, черт её побери! И что только не доводит людей в наше время до вторичной инициации… Дальнейших пояснений не потребовались. Память последних лет постепенно
— Слушай, а что дальше-то произошло? Откуда все это? — наконец, задал он самый естественный в данных обстоятельствах вопрос и обвел взглядом преображенный зал. — Сперва прилетели жирафы. Яхта, водки… Две. Нет, лучше три. Третьей будешь?
— Бу-у-у… — протянула яхта голосочком тоненьким и звонким.
От стены опять отпочковался образ Венеры Милосской, и даже без глаз на сосках — последние под легкой, полупрозрачной материей зрились сочно и упруго. Сами же глаза, большие, карие, тоже оказались на месте, потому, что на этот раз она была с головой. Милая такая, знаете ли, мордашка оказалась у Венеры. Только помятая слегка. И вынесла нам Венера блюдо с закусью и водки. А Сашка опять зенки вылупил, как там, у фонтана, рот раззявил. Потом собрался вроде с мыслями слегка.
— Чем вы тут, — говорит, — занимались всю дорогу?
— О, щас, щас расскажем… — ответил я с ухмылочкой. — Только прежде за взаимопонимание!
Мы чокнулись, хватили по рюмашке. Еще. Снова. И я продолжил рассказ под пьяное хихиканье яхты, догадавшейся-таки сообразить нам столик и несколько табуреток.
…Ровно через неделю в одном очень милом кабачке в самом центре Млечного Пути мы снова восседали за столиком, уставленным пузырями пива и шампанского. Последнее предназначалось для Неры, а именно это имя выбрала наша космическая спутница взамен чересчур архаичного, выбранного лично мною. Ярчайший свет вихря бесчисленных звезд, льющийся сквозь прозрачный потолок, был приятен для глаз, пиво оказалось неплохим, музыка и вовсе замечательной. Но особый колорит обстановке придавал, конечно же, Саня.
Может, мой друг еще не освоился с темпераментом обновленной натуры или просто хотел выпендриться перед привлекательной дамой, однако в ходе разговора он так жестикулировал руками, что здешние официанты обходили наш столик по возможности стороной.
— …Растение!!! Ну как же я не подумал об этом сразу… Конечно же, растение! Незримый звездный плющ, неимоверно разросшийся в пространстве, — восторгался Сашка. — С первого момента своего возникновения он эволюционировал по совершенно иным законам, нежели все известные живые организмы. Единожды возникнув миллиарды лет назад, это колоссальное существо только и занималось тем, что оттачивало внутренние взаимосвязи, пока не достигло предела собственного совершенства. Должен отметить, что Санек еще в полете провел койкакие наблюдения общей динамики квантовых возмущений физического вакуума в пределах феномена. А потом на основе близости степеней самоорганизации его и корабельной техноплазмы пришел к выводу, что мы имеем дело с гигантским, незримым механизмом, который, также как и техноплазма, способен выполнять команды контактирующего с ним рассудка.
— Чушь! Нет предела совершенству. Все живое стремится к вечному саморазвитию, — посмел я усомниться в эрудированности друга.
— Стремится, если есть внешний стимул, угроза! — Санек украдкой, как бы невзначай, попытался обнять за талию Неру, но та дала ему по рукам. — А что может угрожать существу, для которого даже взрыв Сверхновой не страшнее укуса комара для гиппопотама? Оно же больше любого известного шарового скопления звезд и в нашей галактике, и за ее пределами! Самодостаточное, лишенное малейшей искры творческого азарта, оно уткнулось в самый мощнейший из эволюционных барьеров. В тупик безопасности. Живой механизм. Жертва совершенства!