Предложенные пути к свободе

Рассел Бертран Артур Уильям

Такая жизнь, одухотворённая стремлением к творчеству, а не к собственности, содержит в себе некоторое основополагающее счастье, которое не полностью устранимо неблагоприятными обстоятельствами. Указанный образ жизни предлагают евангелисты и прочие великие учителя. Те, кто этого достиг, свободны от власти страха, ведь самое ценное в их жизни не зависит от милости внешних сил. Если бы все люди собрали в кулак свою смелость и такое виденье мира, не дали бы себя деморализовать и разочаровать, то совсем не потребовалось бы никаких политических и экономических реформ, которые автоматически приложатся к преображению каждого человека и не встретят никакого сопротивления. Но даже после того, как весь мир стал называть себя христианским, всё равно истинные последователи Христа подвергаются

гонениям. Опыт показал, что лишь немногие способны помогать изгоям ради счастья проявить свои убеждения и подпитать свою творческую надежду. Для преодоления страха недостаточно воспевать мужство и безразличие к страданиям — очень важно устранить причины страха; прожить хорошую, а не успешную в плотском смысле жизнь; предупредить ущерб неосторожным.

Изучение известных нам зол подталкивает к мысли, что все они бывают трёх разновидностей.

Во-первых, это пороки природы вроде смерти, боли и малоплодородности почв.

Во-вторых, пороки характера или способностей жертвы, например, безграмотность, безволие, агрессия.

В-третьих, пороки, зависящие от власти одной личности-группы над другой личностью-группой. Речь не только об отъявленной тирании, но также о препятствовании свободному развитию посредством насилия либо внушения.

Всякую общественную систему необходимо оценивать по выраженности этих трёх разновидностей зол.

Вдобавок между ними нет чёткой грани.

Чисто природный порок представляет собой такое ограничение, что мы никогда не можем быть уверены, что его преодолели: ту же смерть устранить невозможно, однако наука позволяет её отсрочить и довести большинство людей до старости; нельзя перестраховаться от боли, но её можно уменьшить при помощи здорового образа жизни; мы не дождёмся в бездействии каких-либо плодов от грунта, однако сам труд можно сократить и лучше обусловить.

Что касается моральных пороков, то они часто результат психического отражения пороков природных, проявляющегося в виде болезни, но также властных пороков, ведь власть портит и сверхчеловека, и ничтожество.

Да и властные пороки обостряются душевными пороками властелина, также естественными пороками, которым подвержен ни на что не влияющий человек.

Таким образом, все разновидности зла друг с другом переплетены. Но в общем говоря, при той или иной неприятности мы можем выделить ближайшую материальную причину, найти проблему в нас самих или обвинить сложившиеся отношения.

Основной управой на эти пороки являются:

для природных — естествознание;

для душевных — педагогика и свобода следованию позывам, не подразумевающим доминирование;

для властных — экономические и политические реформы, позволяющие свести к минимуму влияние человека на жизнь другого человека.

Мы начнём с третьей разновидности зол, поскольку социализм и анархизм разрабатывались для устранения именно их. Эти две идеи выражают протест против неравенства в благах, порождающего, как им кажется, неравенство в силе. Эту точку зрения прекрасно выразил Дж. Коул:

«Что, хочется спросить, лежит в основе порочности нашего общества и подлежит устранению?

На этот вопрос возможны два ответа, и я уверен, что очень многие ориентированные на благо люди выйдут на ответ неправильный. Скажут, что бедность, когда надо указать на рабство. Сталкиваясь ежедневно с постыдным контрастом роскоши и лишений, чрезмерных дивидендов и копеечных зарплат; с мучительным осознанием бесполезности от благотворительности — что частной, что общественной — так естественно потребовать устранения бедности.

Прекрасно! Вольному воля! Социалисты тоже с Вами, даром что и они отвечают неправильно.

Ведь бедность лишь симптом, а болезнью является рабство. Крайности излишеств и нищеты неизбежно следуют за крайностями привилегий и подчинения. Не по бедности порабощают, а беднеют от порабощения. А социалисту лишь бы смаковать материальные лишения, но только не осознать, что они основываются на духовной деградации рабов».

Не ожидаю

услышать умного человека, который сомневается, что современная бедность важна или что её можно значительно уменьшить правильной разновидность социализма. Горстка счастливчиков свободно существует на ренту или дивиденды и вряд ли получит больше свободы при любом другом общественном строе. Но всё равно огромное большинство не только нищих, а и сравнительно обеспеченных трудящихся и даже специалистов ради денег находятся на положении рабов. Мало кому не приходится работать настолько тяжело, что не видеть и свободного часа на удовольствия или любительскую деятельность. Многие пенсионеры средних лет страдают от скуки, так и не научившись наполнять своё время, дав когда-то умереть своим интересам. И таким ещё повезло: большинство пашет до самого одряхления, посвящая свою жизнь страху обнищать; более стабильные постоянно боятся невозможности оплатить учёбу или лечение их детям; самые же невезучие никогда не наедаются досыта. И почти все, кто работает, никак не могут влиять на свою деятельность — они на долгие часы превращаются в автоматы, управляемые их начальством. Работа протекает обычно в самых гнусных условиях, болезненных и болезнетворных. И всё это единственно ради заработка, ведь сама идея, будто подобный труд может быть приятным, что работа артиста, отвергается как бесплодная утопия.

Всё-таки огромнейшая доля подобных зол не является необходимой. Если цивилизованной части человечества внушить желание своего счастья, а не чужой боли; желание трудится на улучшение жизни человечества, а не на предотвращение развития чужих классов и наций, то одного поколения хватит, чтобы преобразить сущность и проявления современного труда.

Какая же система наисвободнейшая? В какую сторону надо желать прогресса?

Отвлекаясь от прочих соображений, я не сомневаюсь в проекте, не слишком отдалённом от кропоткинского, но отдалённом из соображений практичности в сторону основ гильдейского социализма. Ввиду спорности каждого момента предлагаю картину наилучшей организации труда без доводов.

Образование должно быть принудительным до возраста 16 лет, а то и большего. После этого возраста учёба должна быть добровольной и бесплатной как минимум до 21 года. Когда образование завершено, ни в коем случае нельзя принуждать к работе. Того, кто работать не захочет, следует обеспечить минимальными средствами к существованию и оставить абсолютно свободным; однако, наверное, будет хорошо при общественных стереотипах в пользу труда, чтобы только считанные единицы предпочли тунеядство. Преимущество экономической допустимости тунеядства большое и состоит в подслащении труда, без чего ни одно общество не может претендовать на решение экономических проблем. Думаю, не будет глупым предсказать небольшой процент тунеядства в подобном обществе, ведь даже в наш век как минимум / всех рантье, получающих 100^lb/_год, предпочитают повысить свой доход за счёт заработков.

Говоря же о подавляющем трудящемся большинстве, я предполагаю, что успехи естествознания вкупе с отменой внутренней и международной соревновательности обеспечат снижение количества рабочих часов до четырёх в день. Опытные работодатели уже обратили внимание, что за шесть часов трудяги производят столько же, сколько за восемь. При более грамотном инструктировании будет заметна та же самая тенденция. Людям станут давать более одной специальности, чтобы они могли избегать сезонной безработицы и лавировать на рынке труда. Каждая отрасль народного хозяйства будет автономной, что все вопросы, касающиеся только работников отдельной фабрики, будут решаться исключительно этой фабрикой. Не будет буржуазной вотчины, а только выборное представительное руководство рабочих, как в политике. Отношения между различными группами производителей будут регулироваться Конгрессом национальных гильдий, вопросы же местного населения будут по-прежнему в компетенции парламента. Разногласия между парламентом и тем Конгрессом должны разрешаться специальным органом, половина мандатов которого будет принадлежать представителям первого, а половина — второго.