Предпоследняя истина
Шрифт:
Может быть, Линдблом был прав. Может быть, русские начнут в ближайшие дни бомбить Карфаген.
Аэромобиль приземлился на посадочной площадке, расположенной на крыше Агентства, Адамс нажал кнопку, чтобы сбросить скорость и выключить двигатель и, не теряя ни секунды, по вертикальному спуску устремился к своей конторе.
А когда он, с портфелем в руках, вошел в контору, то совершенно неожиданно для себя оказался перед колышущейся, подмигивающей, зевающей и глазеющей на него тушей; щелеобразный ее рот кривился в усмешке — туша наслаждалась его растерянностью, радуясь возможности испугать своим внешним
— Мистер Адамс, побеседуйте со мной немного.
Существо, которое каким-то невообразимым способом втиснулось в кресло за его столом, было не кем иным как Стэнтоном Брозом.
Глава 6
— Разумеется, мистер Броз, — ответил Адамс и почувствовал дурноту. Он поставил на пол свой атташе-кейс, удивляясь присутствию в конторе Броза и тому, что его внутренние органы ответили на присутствие шефа тошнотой. Он не испугался, он не был запуган, он даже не разозлился, что Броз пробрался сюда несмотря на хитроумные замки и расположился здесь по-хозяйски, потому что спазматические позывы к тошноте заглушили все остальные эмоции.
— Вам нужна минутка, чтобы собраться с мыслями, мистер Адамс? — Голос был льстивым, тоненьким, как у пугала, одержимого злым духом.
— Да, да, — сказал Адамс.
— Извините, я не расслышал, мне нужно видеть ваши губы, чтобы понимать.
Мои губы, подумал Адамс. Он повернулся к Брозу.
— Да, — сказал он, — мне нужно прийти в себя — во время полета у меня забарахлил аэромобиль.
Он вспомнил, что четверо верных его товарищей, четверо проверенных железок из его эскорта остались в аэромобиле на стоянке.
— Не могли бы вы… — начал было он, но Броз прервал его, причем не грубо, а так, словно Адамс ничего и не говорил.
— Появился новый важный проект, — сказал Броз надтреснутым, дребезжащим голосом. — Вы подготовите текст. Проект состоит в том, что…
— Броз помолчал, затем вытащил огромный замызганный платок, который он то и дело прикладывал ко рту, словно лепил из мягкого пластилина собственное лицо, придавая ему необходимую форму. — Вести записи об этом проекте запрещено, не разрешается также вести о нем разговоры по открытым линиям связи. Повторяю: никаких записей. Обмен мнениями только в устной форме и только с глазу на глаз, то есть между его руководителем, мной, вами и Линдбломом, который займется макетами.
Ага, обрадованно подумал Адамс. Находящееся в Лондоне и действующее по всему миру частное сыскное агентство Уэбстера Фута уже пронюхало об этом, и Броз, несмотря на свое явно маниакальное пристрастие к мерам предосторожности, проиграл еще до начала игры. Эта мысль доставила Адамсу безграничное удовольствие, он почувствовал, что тошнота отступает, закурил сигару и прошелся по конторе, всем своим видом выражая желание принять участие в этой столь важной, секретной акции.
— Да, сэр, — сказал он.
— Вы знакомы с Рансиблом?
— Архитектором жилых комплексов? — переспросил Адамс.
— Смотрите на меня, Адамс.
Глядя на него, Джозеф Адамс сказал:
— Я пролетел над одним из его жилых комплексов. Тюрьма.
— Ну что ж, — проворчал Броз, — они сами решили выйти на поверхность. Но они не смогли адаптироваться к нашему образу жизни, и мы не смогли воспользоваться
— Дело в том, — объяснил Адамс, — что по дороге сюда я пролетаю три тысячи миль и вижу только зеленую траву. Причем дважды в день. Это наводит меня на размышления. Ведь я помню, как выглядели эти места давно, еще до войны, и до того как их заставили спуститься в подземные убежища. Впрочем, если бы они не спрятались в них, они бы погибли. Они превратились бы в прах, и железки делали бы из него строительный раствор. — Иногда я думаю о дороге № 66.
— А что это такое, Адамс?
— Дорога, соединявшая два города.
— Скоростное шоссе?
— Нет, сэр, обыкновенное шоссе, но не будем об этом.
Адамс почувствовал такую страшную усталость, что какую-то долю секунды был уверен, что у него остановилось сердце. Или отказал один из жизненно важных внутренних органов.
Он сразу же отложил сигару и уселся в кресло, предназначавшееся для посетителей и стоявшее перед его письменным столом. Он тяжело дышал, моргал, пытаясь понять, что с ним происходит.
— Ну хорошо, — продолжил наконец Адамс. — Я знаю Рансибла, он наслаждается кейптаунским мягким климатом и действительно старается обеспечить всем необходимым тех жителей убежищ, которые вышли на поверхность. Сооружает жилые комплексы, устанавливает электроплиты, встроенные шкафы-свиблы, покрывает полы искусственным мехом, подключает объемное телевидение. К тому же каждые десять квартир обслуживает специально приставленный к ним железка-уборщик. Что же произошло, мистер Броз? — Он ждал ответа, покрываясь от страха холодным потом.
Броз ответил:
— Недавно понизилась температура на «горячем участке» в южной части Юты, возле Св.Георгия, хотя на картах он все еще обозначен как «горячий».
Находится он на самой границе с Аризоной. Эту местность покрывают красные скалы. Счетчики Гейгера, принадлежащие Рансиблу, первыми засекли снижение уровня радиоактивности, и он первым подал заявку на этот участок. — Лицо Броза выражало неодобрение. — Он намерен уже через несколько дней отправить туда бульдозеры и начать земляные работы для строительства нового жилого комплекса. Как вам известно, он таскает по всему земному шару эти примитивные, мощные строительные механизмы.
— Для строительства жилых комплексов они ему необходимы, — ответил Адамс, — и надо признать, строит он быстро.
— Может быть, — сказал Броз, — но этот участок нужен нам.
«Лжешь!» — подумал про себя Адамс. Он встал, отвернулся от Броза и громко произнес:
— Лжец!
— Я не слышу.
Повернувшись к нему, Адамс сказал:
— Там же скалы! Ну кому нужен этот участок? Господи, да ведь у некоторых из нас огромные поместья по полтора миллионов акров!
Он пристально посмотрел на Броза. Неправда, подумал он, Рансибл первым добрался туда, потому что никого не интересовали дозиметрические данные об этом районе, никто не платил Уэбстеру Футу за текущую информацию об этой «горячей зоне», которую Рансибл захватил, воспользовавшись проявленной ими халатностью. Так что не пытайтесь надуть меня, подумал он и почувствовал ненависть к Брозу. Тошнота отступила, он снова стал самим собой.