Председатель КГБ Юрий Андропов
Шрифт:
Впрочем, через несколько месяцев меня все же "казнили", то есть отправили на все четыре стороны. Органам цензуры, которые были полуприкрытым отростком "органов", было велено мое имя повсюду изымать. Сняли в течение 1983-го мои статьи из версток "Нашего современника", "Молодой гвардии", "Вопросов истории"... В статье почтенного ленинградского профессора А. Хватова в академическом журнале "Русская литература", посвященной "Тихому Дону", цензура вырубила аж четыре полосы, где упоминалось мое имя.
Выгнали меня с истфака пединститута, где я имел полставки лет десять. Все перечислять было бы скучно, но вот последний штрих: мой бывший сотрудник, человек
И еще пара слов, чтобы не обращаться далее к Медунову и его судьбе.
Он бился до конца, хотя, повторяю, грубо. Андроповские люди в конце 1981-го и начале 1982-го чуть ли не половину его сочинских деятелей усадили за решетку, некоторые даже в бега пустились, но Сережа не хотел сдаваться. Помню, вся Москва хохотала: в октябре 1981-го в тогдашнем официозе, журнале "Огонек", появляется пространная "рецензия" на очередную "книжку" К. Черненко, сочинение было подписано скромно: "С. Медунов". На что рассчитывал простодушный автор? На помощь "Кости"? Но тот гуманистом никак уж не был.
И подчеркнем, что окончательную судьбу Медунова решил непосредственно сам Андропов, причем уже не окольными интригами, а на сей раз прямым воздействием на слабеющего Генсека. Свидетелем решающей сцены стал последний (и жалкий!) идеолог КПСС Вадим Медведев, в 1982 году Секретарь ЦК. Он сообщил в мемуарах: "В один прекрасный день я находился в кабинете Леонида Ильича, когда ему позвонил Андропов. Связь переключили с телефонной трубки на микрофон, все было слышно. Я поднялся, чтобы выйти из кабинета, но Леонид Ильич взмахом руки попросил остаться. Юрий Владимирович докладывал о первом секретаре Краснодарского обкома партии Медунове, говорил о том, что следственные органы располагают неопровержимыми доказательствами того, что партийный лидер Кубани злоупотребляет властью, в крае процветает коррупция.
Как обычно, Брежнев ждал конкретного предложения.
– Что же делать?
– Возбуждать уголовное дело. Медунова арестовать и отдать под суд.
Брежнев, всегда соглашавшийся, долго не отвечал, потом, тяжело вздохнув, сказал:
Semandropov
– Юра, этого делать нельзя. Он -руководитель такой большой партийной организации, люди ему верили, шли за ним, а теперь мы его - под суд? У них и дела в крае пошли успешно. Мы одним недобросовестным человеком опоганим хороший край... Переведи его куда-нибудь на первый случай, а там посмотрим, что с ним делать.
– Куда его перевести, Леонид Ильич?
– Да куда-нибудь. Заместителем министра, что ли.
На этом разговор закончился. Он продолжался минут десять.
Леонид Ильич был очень огорчен: Медунов - его ставленник - подвел его. В том, что Андропов сказал правду, Брежнев не сомневался.
Как раз в это время Андропов получил письмо от В.И. Воротникова, посла СССР на Кубе. В 1975-1979 гг. Воротников работал заместителем председателя Совета Министров РСФСР, и назначение послом на Кубу для него было полной неожиданностью. Он воспринял его как опалу, хотя и не знал причин. Однако климат Кубы оказался очень тяжелым для всей семьи Воротникова. Он просил поэтому дать ему хотя бы должность секретаря
Да, Андропов победил слабеющего Генсека, так сказать, "нокаутом", а не "по очкам"! Добился-таки, чтобы Медунова сняли с одобрения его давнего покровителя Брежнева. Это было нечто из ряда вон выходящее! И обратим внимание, что Андропов единолично решил важнейший в партийных делах вопрос - кадровый. Именно он назначил преемника Медунова, а ведь речь шла о крупнейшем и богатейшем Краснодарском крае. Вся партийная верхушка отлично поняла теперь, "кто есть кто" в Кремле.
Неизбежное случилось: 20 июля 1982 года Секретариат ЦК освободил Медунова от занимаемого поста, а вскоре он вышел на пенсию и тихо доживал в Москве; его допрашивали, прощупывали со всех сторон, но ничего вроде бы не нашли. В борьбе с умирающим Брежневым Андропов повел в счете: вот кто окружает Генсека.
Повторим, "борьба с коррупцией", которую Андропов так настойчиво вел в Сочи и на Кубани, почему-то не распространилась далее. Потом-то достоверно стало известно, что "сосед" Медунова - секретарь Ставропольского края Горбачев тоже был, так сказать, не безгрешен (очень мягко говоря!). Однако там никаких дел, тем более громких, "органы" не заводили. Почему же? Да потому только, что Горбачев был из "команды Андропова", был ему нужен в отдаленной перспективе. Весьма осведомленный в этих делах ставрополец В. Казначеев достоверно поведал о происходившем там: "Борьба с коррупцией и злоупотреблениями коснулась лишь не угодных Андропову людей. Думается, что как раз основные коррупционеры остались в стороне. Не пострадал никто из андроповского окружения - ни Г ейдар Алиев, ни Виталий Федорчук, ни Эдуард Шеварднадзе, ни Михаил Г орба-чев.
Чрезвычайно трудно сейчас проследить все махинации, которые прокручивал Г орбачев, находясь на Ставрополье и в Москве. Это работа для следственных органов, которым придется искать причинно-следственную связь между событиями, происходившими в нашей стране с 1985 по 1991 год. Со своей стороны могу сказать лишь о том, о чем мне известно лично.
Партийные привилегии давали некоторые преимущества, порой достаточно ощутимые: квартиру, машину, дачу, покупку продуктов, необходимых книг в спецмагазинах, медицинское обслуживание. Однако все пользовались этими благами по-разному: были и те, кто практически не пользовался привилегиями, были и другие, среди них - Горбачев.
Все, начиная от шикарной мебели из дорогих пород дерева, которую Михаил Сергеевич приобретал через своих людей (в числе которых был Кручина) за бесценок, почти как струганные доски, до роскошных загородных домов, которые строились специально для сиятельной четы. Ставропольский "Интурист", по сути, был превращен в личную дачу Горбачева, где принимались только нужные, полезные Михаилу Сергеевичу люди.
Semandropov
Суслов прибыл в край по случаю двухсотлетия Ставрополя, город наградили орденом Октябрьской Революции. Михаил Андреевич был с дочерью. Торжества совпали с днем рождения Майи Михайловны. Г орбачевы узнали об этом заранее и, естественно, окружили дочь Суслова чрезвычайно любезными ухаживаниями. Раиса Максимовна весь день никого к ней не подпускала, вцепившись в ее руку мертвой хваткой. Жены других секретарей допущены не были.