Предсказанное. Том 1
Шрифт:
Спасатель из группы Жостова жил, как ни странно, под Рязанью, в Спас-Клепиках, в коттедже, стилизованном под старинную русскую избу из толстых бревен, с двускатной крышей и резными наличниками. Ошеломленный Мальгин даже не предполагал, что родина Гзаронваля не Руан или Марсель, а Рязанщина, как и матери Клима, – оставил такси у закрытой калитки и огляделся.
Солнце стояло в зените и пекло как по заказу. Улица в оба конца была почти безлюдна, две шеренги похожих друг на друга коттеджей проглядывали сквозь кружевную резьбу листвы плодовых деревьев, возле некоторых домов стояли машины индивидуального
Мальгин прошелся вдоль штакетника, невысокого, символического забора из планок, калитка сама открылась перед ним – автоматика в порядке, – и вошел в сад, окружавший коттедж. Яблони – антоновка, золотой налив, штрифель; груши, экзотичный дуриан (на широте Рязани он вряд ли плодоносит, это уже явный снобизм хозяина), малинник, смородина, заросли крупноплодной земляники – все, как полагается. Но где же хозяин?
Что-то зашуршало в малиннике, у Мальгина екнуло сердце. Из кустов выползло страшилище, похожее на крокодила и древних динозавров, глянуло на гостя стеклянными глазами, стрельнуло длинным розовым языком. Дракон Коммодо! М-да…
Мальгин покачал головой, усмехаясь в душе. Все-таки Гзаронваль верен себе даже в таких мелочах, привычка выделяться, хотя бы внешне, у него в крови. Правильно, выходит, Клим вычислил его сущность во время первой встречи. Надо ж – притащить на древнерусские равнины заморского дракона! И посадить дуриан! Что он с этим драконом делает зимой? Отвозит домой, на остров? Или эти гигантские ящерицы зимой спят? А экземпляр неплох, метра три с половиной от морды до кончика хвоста…
Клим потрепал медлительное пресмыкающееся по отставшей на затылке коже.
– Что, зверь, холодно и скучно? Где твой хозяин?
Дракон мигнул, снова показал язык и уполз на солнцепек.
– Вы Сеню ищете? – раздался сзади женский голос.
Мальгин оглянулся. Из-за разросшихся кустов смородины на него смотрели две пары глаз, принадлежавших женщине средних лет с волосами, собранными на затылке в тяжелый узел, и мужчине на склоне жизни, одетому в белую майку и полосатые брюки. На их лицах читалось сдерживаемое любопытство.
Соседи, сообразил Мальгин. Только при чем тут Сеня? Неужто я ошибся адресом, а этот дом – не Гзаронваля?
– Добрый день, – поклонился хирург. – Я, кажется, немного промахнулся. Я ищу Марселя Гзаронваля.
Мужчина засмеялся, женщина тоже улыбнулась.
– Это его дом и есть, просто мы привыкли называть его крещеным именем.
– Сейчас модно иметь по два имени, – пояснил сосед. – Мальчишкой он был Семеном Руцким, а вырос – стал Марселем Гзаронвалем. – В голосе соседа прозвучало осуждение. – Он и вообще-то был слишком заносчив…
– Пантюша, – с укором сказала женщина, краснея, – ну что ты говоришь? Вы его не слушайте. Сеня – мальчик неплохой, просто немножко любит порисоваться, знаете, как это бывает у молодежи? А второе имя взял не из прихоти, просто спас какого-то француза и поменялся с ним именем…
– Он тебе не то еще наплетет… – Мужчина фыркнул. – Спас!.. Знаем мы, кого и когда он спас… Неплохой… базло [49] он луженое, позер и хвастун, к тому же злопамятный…
– Пантелей!
Мужчина
– Вот на баб он влияет здорово, этого у него не отнять, раз уж даже ты его хвалишь… Извините, вырвалось, но уж очень хорошо я его знаю. Ну что, Пантелей, Пантелей? Вспомни, как он буквально облаял бабушку Улю? А его «шутки» вроде ям и капканов в саду? А что он учудил в прошлом году с компанией друзей? А сколько слез ты из-за него пролила? Хоть одно обещание свое он выполнил?..
49
Базло – глотка, горло (слонецк.).
– Пантелеймон! – Женщина смутилась, но держалась твердо, хотя и краснела при каждом слове. – Не надо об этом, молодой человек может подумать, что мы со зла…
– Можно подумать, они там в своей конторе ничего этого не знают. Я еще много чего могу вспомнить, если понадобится.
«Кажется, меня тоже приняли за другого», – подумал Клим. Сюрприз за сюрпризом! Ай да Марсель Гзаронваль… Семен Руцкий! Кого же ты спас? Неужели было такое на самом деле? Ведь, судя по реакции соседей, зарекомендовал ты себя «хорошо». Оказывается, наклонности твои имеют глубокие корни в детстве. Куда же смотрели родители, особенно отец? Кто тебя воспитывал? И что нашла в тебе Купава, кроме мужественного профиля? Какой же слепой она бывает! И как часто ее доверчивость, вера в лучшее в человеке подводит и ее саму, и друзей.
– Так где же хозяин? – спросил Мальгин.
– Вы третий, кто об этом спрашивает, – буркнул склонный к прямоте Пантелеймон.
– Утром прилетал какой-то мужчина, – извиняющимся тоном пояснила соседка Гзаронваля. – Суровый такой, глаза такие у него… словно он видит все насквозь. Спрашивал про какую-то Купаву. Потом следом за ним пожаловал вежливый молодой человек. Теперь вы…
Шаламов! Первым, несомненно, был Даниил. А вторым – посыльный Лондона или Ромашина. Опоздал я со своими догадками. Впрочем, это не беда, главное, что Шаламов еще не нашел Купаву, а значит, есть шанс его опередить…
– Простите, а Марсель… э-э, Сеня один уехал? Не знаете, куда? Он не говорил?
Соседи переглянулись.
– Один. – Пантелеймон махнул рукой вдоль улицы. – Оседлал своего «носорога» и умчался. Вообще-то он редко здесь бывает, да и то с компанией.
– Сказал, что его ждут в раю, – добавила женщина, виновато и робко посмотрев на спутника. – Но что он имел в виду, извините, не знаю.
– И за то спасибо, – бодро сказал Мальгин. – Прошу прощения за беспокойство. Всего вам доброго.
– И вам того же! – дружно ответили соседи Гзаронваля-Руцкого.
У калитки Мальгин оглянулся. Все трое смотрели на него: Пантелеймон, задравши майку и почесывая бледный живот, его жена или, может, сестра и дракон с острова Коммодо.
В «раю», повторил про себя Мальгин, чувствуя в душе опустошающую горечь и бессилие. Ждут в «раю». Где он, этот «рай» по-гзаронвальски? Купава, ау!..
«Подожди, мастер, не суетись, – раздался вдруг внутри Мальгина трезвый голос. – Что тебе, собственно, надо? Чего ты так переживаешь за чужую жену? Ты же отрезал ее от себя, с кровью, болью и мукой, но отрезал! Какого ж рожна, спрашивается, тебе от нее надо? Пусть за нее беспокоятся те, кому это положено по службе». – «За нее больше некому беспокоиться, – возразил Мальгин-второй, – сестра не в счет, как и сам Шаламов, и его родичи».