Предварительный диагноз: смерть
Шрифт:
Это невозможно, мозг обязан отдыхать, без сна человек сходит с ума за несколько дней. Конечно, посмотрите на меня и расскажите это ещё раз. Хотя Семёну было тяжело. Если я научился спать при помощи психотренингов (иногда снотворное, каюсь), то мой младший брат нашёл гораздо более простой и приятный для него выход – алкоголь. Он, наверное, и был бы рад отправляться к Морфею после львиной дозы успокоительного, но его ничего не брало. Вообще. Да, он был гораздо сильнее, чем я. Эта энергия бурлила в нём, как в скороварке, постоянно пытаясь найти выход наружу. Он гораздо раньше меня научился обращаться с предметами выходя из тела. И то – пока я в десять лет сосредоточенно пытался поднять конкретный
Как-то нас подкараулила шпана из соседнего района, обычная история того времени: «Деньги есть? А если найду?» Пресекая все мои попытки мирно выйти из конфликта, они обступили полукругом и, заслонив младшего брата, я увидел его внезапно остекленевший взгляд. Из уха ленивой жирной змеёй начала выползать тёмно-бордовая кровь.
Он продолжал, как робот, отступать со мной назад, как вдруг один из гопников схватился за голову и заорал: «Глаза! Мои глаза!» Другой как-то странно всхлипнул и осел мешком на землю, не подавая признаков жизни. Конечно, остальные тут же разбежались кто куда. А мой брат улыбнулся. Самой жуткой в мире пластиковой улыбкой. Тем вечером я попытался поговорить с ним о том, что произошло, а он… Одиннадцатилетний мальчик посмотрел на меня, как на ребёнка, и очень тихо сказал: «Не надо тебе этого. Забудь».
С тех пор он изменился, стал более замкнутый и… злой.
Чуть позже прошёл слух, что первый так и остался слепым на всю жизнь, а второй превратился буквально в растение.
На выпускном вечере Семён надрался в стельку, а потом, утром, с восторженным перегаром рассказал мне, что смог наконец-то нормально поспать. Так и началась его дружба с «синим Морфеем». Нет, он не стал запойным алкоголиком. Нет. Работал, делал даже какие-то карьерные успехи, но для всех он был безнадёжным выпивохой. От моих попыток убедить его поехать со мной, в Москву, только с усмешкой отмахнулся.
Ты езжай, покоряй, а я пока тут посторожу.
Мне до сих пор кажется, что в алкоголе он нашёл не только способ заснуть, но и как-то усмирить бурлящую в нём силу. Силу, которую он, вероятно, мог контролировать уже с трудом. Парадоксально, но если остальные пили, чтобы оторваться от реальности, то мой брат – чтобы в ней оставаться. А в итоге сгинул в окружной дурке. И в этом отчасти была и моя вина. Ведь я старший, я был обязан о нём заботиться. Но ничего, братишка, клянусь, я камня на камне тут не оставлю, пока не выясню, что с тобой произошло.
Я огляделся по сторонам, привыкая к иной обстановке. При выходе из тела, всё было немного по-другому. Одни цвета становились почти не различимы, зато другие вспыхивали неоновыми вывесками. Я видел следы, оставленные другими людьми, вплоть до отпечатков пальцев невооружённым взглядом. Вы наверняка слышали что-нибудь про ауры, так вот, да, они есть. Их цвет соответствовал характеру и настрою человека, от ярко-белых (таких я почти не встречал) до иссиня-чёрных (а вот такие, к сожалению, попадались чаще, чем хотелось бы).
Я снова вывел перед внутренним взором план здания. Хотя уходить от своего тела я мог максимум на сто метров, этого должно было хватить, чтобы проникнуть в кабинет Аркадия Степановича и покопаться в его бумагах. Наверняка что-нибудь интересное найдётся. Уже на полпути к двери бросил последний взгляд на пристёгнутое к кровати тело и замер, не веря своим глазам. Та самая паутинка трещин, которая протянулась по всей стене, сейчас мерцала ярким оранжевым светом. Более того, каждая струнка слегка подрагивала, шевелилась и оживала на глазах. Вот несколько нижних отделились от стены и тонкими пульсирующими щупальцами обвили моё левое запястье чуть ниже кожаного манжета. Слабое жжение заставило на автомате почесать полупрозрачную руку. Такого поворота событий я никак не ожидал. Подойдя поближе, наклонился, чтобы рассмотреть занятного паразита. Он меня пил! Я видел крохотные капельки крови, убегавшие вверх по этим оранжевым венам! Но это явно не было основной его целью, потому что вдобавок к этому я почувствовал лёгкую слабость и сонливость, что было вообще невозможно в состоянии только что совершённого перехода. Я мог устать, да, но ближе к утру или поднимая очень тяжёлые, громоздкие предметы. Эта дрянь вытягивала из меня энергию, факт. Но куда это уходит?
Я отошёл назад, окинул взглядом всю картину. Светящаяся плетёнка поднималась к потолку, доходила до дверного проёма и скрывалась где-то с другой стороны. В несколько шагов я очутился у двери, прошёл насквозь, оказавшись в полутёмном коридоре. Справа, возле лестницы вниз, за столом сидела дежурная медсестра и листала какой-то журнал. Парочка санитаров резалась в карты в общем зале отдыха. А оранжевая паутина пробегала дальше по потолку и уходила левее, в комнату с надписью «Только для персонала».
«Всё страньше и страньше».
Почти бегом я добрался до неё и скользнул внутрь. А там…
Там я увидел такое, от чего даже моя эфемерная шерсть на загривке встала дыбом. Утробно урча, как огромная кошка, на потолке раскинулась Нина Михайловна, старательно вылизывая длинным шершавым языком каждую светящуюся трещинку. Чепчик уборщицы свалился вниз, обнажив почти лысый серый череп с редкими пучками волос. Её милое старушечье лицо изменилось до неузнаваемости. Глаза превратились в два чёрных провала, а вся нижняя часть лица вытянулась и раздалась вширь, превращая челюсть в пасть, обрамлённую жирными зеленоватыми губами. Из-под распахнувшегося халата выглядывали костлявые худые ноги, которые теперь заканчивались уродливыми обрубками толстых пальцев с жёлтыми ногтями. Что же ты за тварь…
Я оглянулся на запертую дверь, ключ был в замке, отлично. Тихо повернул его ещё на один оборот, теперь нас точно никто не побеспокоит. Подошёл к свисающей с потолка бабульке, ухватился за болтающиеся полы халата…
Почём там, говоришь, хлебушек был?
И дёрнул со всей силы вниз.
Уборщица грохнулась на спину, зашипела, тут же вскочила, встав на четвереньках посреди комнаты. Перебирая сморщенными ладошками, она оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что нарушило её покой. Скользнула мимо меня взглядом, затем шумно втянула воздух носом, принюхиваясь. Вроде бы успокоившись, Нина Михайловна залезла на стену, с неё перебралась на потолок и приступила к прерванному занятию. Только сейчас я понял, что ослабел ещё сильнее. Ну всё, пора с этим заканчивать. Я поднял за ножки стоявший рядом увесистый стул, размахнулся и ударил, целясь ей в голову. В последний момент она отпрыгнула в сторону, перехватив моё оружие одной рукой.
– Попался, неспокойный какой, – прошипела старуха, ощерив пасть в жутком оскале гнилых зубов. – Т'ала карс так'ка наул кин та! Давай посмотрим на тебя…
В следующую секунду светящаяся оранжевая сеть упала сверху, облепляя со всех сторон. Я закрутился на месте, стряхивая с себя приставучие липкие щупальца.
– Нове-е-е-е-енький – просипела Нина Михайловна, оказавшись внезапно возле меня. – Не-е-е зря я тебя приме-е-е-етила-а-а-а-а-а, любопы-ы-ы-ы-ытного такого.
Я стремительно терял силы, в голове зашумело, перед глазами всё поплыло. Продолжая яростно сбрасывать с себя светящиеся тонкие нити, я качнулся вперёд и упал на одно колено, успев упереться рукой в пол. Уборщица, по-паучьи расставив ноги и руки, присела рядом, словно любуясь моей агонией. У меня оставался последний шанс.