Предыстория беларусов с древнейших времен до XIІI века
Шрифт:
И все-таки полного смешения с германцами не произошло. Если судить по погребениям праха покойных в урнах, сопровождаемым богатым погребальным инвентарем, где много оружия — это именно германские погребения, как правило, находящиеся возле поселений с длинными наземными, типично германскими домами. Явно это имущество военно-дружинного сословия! Оно не сливалось с рядовыми земледельцами, вероятно как-то социально возвышалось над ними. В общем, мы не можем точно сказать, какие отношения в тот период складывались между славянским и германским этносом в ареале пшеворской культуры. Ясно одно: это еще не государство, еще не было городов, сложной социальной иерархии, четко очерченных границ, даже наследственной
И еще один важный процесс начался во ІІ–III веках н. э. Пшеворскому населению становилось тесно на старой территории, особенно на ее западе. И оно начало продвигаться на юг и восток. Какие-то его группы перевалили через Карпаты, осели на Среднем Дунае. Большой поток пшеворского населения осел на Среднем Днестре, на Волыни, на Южном Буге, дошел до Днепра. И везде эти люди смешивались с местным населением, в результате чего возникла масса новых симбиотических культур.
Нет нужды перечислять все культуры, сложившиеся в этом обширном регионе. Но главные их этнические компоненты указать надо, и вот почему. Все территории, о которых выше шла речь — это земли будущих славянских государств. Поэтому современному человеку надо усвоить себе одну простую и очевидную для историка любого профиля истину: практически ни один из современных народов Европы не является этнически чистым, «однокоренным».
Теперь нам предстоит описать тот котел, в котором «сварились» славяне, вошедшие в историю уже под своим собственным именем. Речь идет о той части будущей славянской территории, которая первой попала в поле зрения позднеримских и византийских авторов. На западе это Нижний Дунай, на востоке — Поднепровье, на севере — от Прикарпатья до верхних границ днепровского бассейна, на юге — побережье Черного моря. Интерееующий нас период — со II по IV век н. э. Что же тут происходило? Это сплошное «кипение этнического котла».
Начнем с самых ранних насельников этих мест. Степная полоса от Нижнего Дуная и на тысячи километров на восток — ареал обитания североиранских кочевников, из которых самые ранние, известные со времен Геродота — скифы. Но еще на рубеже бронзового и раннежелезного веков с запада, от Дуная и до Днепра, по предгорьям Карпат и лесостепной полосе распространялось фракийское население, отождествляемое с несколькими археологическими культурами. Население, их оставившее, к интересующему нас времени не исчезло бесследно, а сохранилось в виде более поздних культур, на которые в следующие эпохи «послойно» накладывались пришельцы.
Наиболее ранний наложившийся «слой» — та часть скифов, которая перешла к оседлому земледельческому образу жизни (скифы-пахари). Конечно, здесь, в лесостепной полосе, обитали и какие-то другие народы, отмеченные Геродотом. Он сообщал, что эти народы во всем похожи на скифов, но говорят на других языках. Археологические памятники, относящиеся к началу железного века, подтверждают этот тезис. Действительно, вся лесостепная полоса Европы в то время была заселена народами, по материальной культуре неотличимыми от скифов степей. Эти культуры принято называть скифоидными, и они выглядят как локальные варианты той же скифской культуры, с той разницей, что, помимо подвижного скотоводства, они занимались и земледелием, поэтому часть этих людей жила в стационарных поселках. А к рубежу нашей эры они уже имели хорошо укрепленные городища, которые, кстати, еще долгое время после них использовали более поздние насельники этих мест. Но поскольку все эти народы были бесписьменные, мы не знаем, на каких языках они говорили, то есть их этническая принадлежность нам совершенно неизвестна, хотя материальная культура воспринимается нами как североиранская.
Следующим по времени «слоем», расселившимся по лесным и лесостепным районам этого региона, следует считать носителей зарубинецкой культуры, о которой сказано выше. Опять-таки, к какому языку, к какому этносу их причислять, то ли ветвь праславян, то ли смесь ранних славян с балтами — непонятно.
В первые века нашей эры на всю степную полосу, от Нижнего Дуная до Нижнего Дона, накатилась волна кочевников-сарматов. Они — этнические родственники скифов и живших восточнее их савроматов, то есть тоже североиранцы. О них, как и о савроматах, знал еще Геродот от скифов, которые говорили ему, что и савроматы, и сарматы — их восточные соседи, говорят на «испорченном» скифском языке. Что все они «родственники» — подтверждается археологически: их материальная культура в главных своих чертах схожа, хотя и различима. Главная общая черта — сооружение курганов над погребениями.
В описываемое нами время сарматы теснили как савроматов, так и скифов, занимали их территории, причем расселялись не только в степи, но и в лесостепи, где, как когда-то скифы, частично перешли к оседлому образу жизни. Любопытно, что при этом они перестали насыпать курганы! Но сами погребения остались типичными сарматскими, то есть вполне определяются археологически. Это очень интересно: видимо у тех, кто перешел к земледелию, не было времени на сооружение курганов, да и места, пригодные для пашни, ценились высоко, их жалко было занимать курганами! Как бы то ни было, это еще один этнический «слой» на интересующей нас территории.
В это же самое время, как уже сказано, в те же места начало активно двигаться пшеворское население с карпатских предгорий и от Вислы. Пшеворцы, напомню, были в достаточной степени «кельтизированы» и «германизированы». Не очень понятно, что их сюда толкало. Возможно, избыток населения на коренных территориях. Однако заметим, что чем южнее, тем, как правило, население плотнее, поэтому трудно представить, что население северного Прикарпатья уходило из более плотно населенных мест в менее плотно населенные. Менее заселенными в то время местами можно считать разве что лесистый и болотистый бассейн Припяти, но никак не бассейн Среднего и Нижнего Днепра. Вполне возможно, что уходила та часть населения, которая не желала мириться с наплывом германцев, особенно если последние считали, что как высший слой общества могут собирать дань с местных земледельцев.
В результате на интересующих нас землях археологически видится странная картина: вся полоса южного леса и лесостепи, от Карпат до Днепра, превращается в место встречного движения двух потоков разнокультурного и абсолютно разноэтнического населения: с юга — степного, оседающего на землю, с северо-запада — земледельческого, тоже оседающего на эту же землю! Самое интересное заключается в том, что эти потоки не «сталкиваются лбами» на каком-то условном рубеже, а двигаются друг сквозь друга, в результате чего часть сарматов доходит до леса и оседает на юге бассейна Припяти, а часть «пшеворцев» доходит до низовьев Днепра и оседает в степи.
Но и это еще не все. С Северных Балкан, с низовьев Дуная в этот же регион надвигаются в то же самое время (первые века нашей эры) поздние фракийцы — геты, даки, карпы (Карпатские горы — это от карпов, во времена Римской империи заселявших южные их склоны). Возможно, геты и даки пытаются выйти из-под давления Римской империи и потому двигаются на восток, в предгорья Карпат, в бассейн Прута, Днестра, Южного Буга. И здесь они сталкиваются со встречным сарматским потоком и тоже перемешиваются с ним, селясь чересполосно. Но до бассейна Днепра они все-таки не доходят.