Преемники. От царей до президентов
Шрифт:
Этот эпизод из нашего прошлого любопытен двумя выводами. Во-первых, даже популярный "национальный лидер" очень долго в русской истории не мог позволить себе роскошь говорить вслух о коренных реформах, которые необходимы стране.
И вторая, кажется, вечная проблема первого лица в России: свита при короле велика, а людей толковых, да еще тех, на кого можно действительно положиться, меньше, чем пальцев на одной руке.
Диагноз реформ Александра I, поставленный Ключевским, плачевен:
Лучшие из них те, которые остались бесплодными, другие имели худший результат, то есть ухудшили положение дел.
Действительно "ухудшили". Восстание
А приход к власти брата неудачливого реформатора — "железного самодержца" Николая I — привел к изоляции страны от Европы и к созданию в России полицейского государства.
Часть III. Расцвет и закат самодержавия
После Петра Великого, оставившего потомкам в наследство четко определенные ориентиры для дальнейшего движения государства к европейской цивилизации, все русские монархи, правившие с той поры вплоть до 1825 года, уходили в мир иной, скупо одаривая своих последователей новыми идеями. Никто из них не был способен ни отказаться от петровского курса, предложив какую-то иную альтернативу развития России, ни всерьез приумножить наследство царя-реформатора. Если империя и росла, то в первую очередь количественно, а не качественно. Расширялись границы, однако в рамках этих новых границ бытовали в основном все те же старые политические и общественные предрассудки.
Некоторые из "их величеств" порой неплохо начинали, но все без исключения дурно завершали свой императорский срок. Екатерине II многие годы пришлось наводить порядок после "веселой царицы Елисавет" и сумасбродного Петра III. В чем она и преуспела. Однако, блестяще начав и пробудив ото сна русское общество с помощью Вольтера и Дидро, в последние годы царствования Екатерина мало напоминала себя прежнюю.
Оставленное престарелой государыней-матушкой хозяйство было уже незавидным. Павел I унаследовал от просвещенной Екатерины беспредельную коррупцию, развращенный двор, циничный фаворитизм и крайний беспорядок практически во всех государственных делах, которые и пытался искоренить в ходе своего кратковременного царствования.
Любимый внук Екатерины — Александр I, как и блистательная бабка, покорил Европу, став ее признанным лидером. Роль России в мировой политике в этот период была без преувеличения первостепенной. То аргументами, а то и силой Александр с переменным успехом пытался уговорить своевольную Европу жить тихо, мирно и желательно по общим правилам. Русского царя можно по праву считать одним из первых архитекторов-проектантов общеевропейского дома. Однако решения задач внутренних давались императору намного труднее, чем международных. Домашние дела шли дурно. Либеральные реформы так и не сдвинулись с места. Исторический шанс дать новый импульс процессу европеизации России Александр упустил.
В результате правление Александра I началось с цареубийства, а закончилось антиправительственным заговором. В последние годы жизни государю на стол регулярно ложились секретные донесения о недовольстве среди гвардейских офицеров и либерального дворянства, о создании тайных обществ, ставивших своей целью свержение самодержавия и провозглашение конституции.
Либеральные увлечения молодости не позволяли императору пресечь деятельность конспираторов, провозглашавших те же самые идеи, что и он в прошлом. Консерватизм зрелости и накопившаяся с годами усталость не позволяли опереться
Разгромив мятеж, новый император в свою очередь озаботился поиском стратегии развития России и довольно скоро определил собственные ориентиры. Это была принципиально новая идея. В основе курса Николая I лежала уже не реформа, а контрреволюция — контрреволюция революции Петра Великого. Власть предложила народу двигаться не вперед, а назад. Не к конституции, а к безграничному самодержавию. Не на Запад, а в глубь России; держа за эталон не европейскую цивилизацию, а национальные корни. После Петра Великого, Екатерины П, Павла и Александра — монархов, так или иначе пытавшихся европеизировать Российскую империю, новый государь взял курс на самоизоляцию страны. Русских людей снова поместили в резервацию.
Многолетние попытки Александра Павловича в рамках Священного союза искоренить революцию на европейском континенте большого успеха не принесли, а значит, с точки зрения Николая Павловича, оставалось только одно: не отказываясь в принципе от внешнеполитического курса старшего брата, то есть от ставки на легитимизм в европейских делах, одновременно постараться максимально отгородиться от "чумы". Если Александра Павловича раздражали пальба и пение "Марсельезы" на соседней улице, то Николая Павловича пугал революционный погром уже в собственном доме. Отсюда куда более обостренная реакция на "крамольную" мысль, а уж тем более поступок.
К тому же обидное слово "резервация", учитывая огромные размеры Российской империи и, как казалось, ее полную самодостаточность, в голову тогда никому не приходило. Наоборот, в резервацию как бы помещали больную Европу, отгораживаясь от зачумленных радикальными идеями соседей санитарным кордоном.
На этом фоне сама собой возникала ласкающая сознание мысль о собственном духовном здоровье. Снова в моду вошли рассуждения об исключительности и богоизбранности России. Более того, к традиционному религиозному (православному) фактору, всегда игравшему немалую роль в отношениях русских с остальным миром, добавился еще один принципиальный и, пожалуй, даже более важный для всей дальнейшей истории российско-западных отношений элемент. Разговоры о "загнивании" Европы начались именно тогда. Идея о том, что западная цивилизация обречена на гибель, подвигла многих русских интеллектуалов и саму власть на поиски своего особого пути развития.
В столь крутом повороте неординарная личность нового российского императора Николая Павловича Романова сыграла, естественно, особую роль. Он всегда вызывал полярные оценки, поэтому не удивительно, что от либеральной интеллигенции царь получил язвительное прозвище Николая Палкина, от монархистов — почетное, с их точки зрения, звание идеального самодержца, а от некоторых иностранных историков — имя славянского Людовика XIV.
Чтобы осмелиться оспорить в России непререкаемую дотоле правоту курса, проложенного Петром Великим, нужно было, конечно, обладать особой убежденностью в своей правоте и весьма твердым характером. Император Николай I обладал и тем, и другим в полной мере.