Прегрешения богов
Шрифт:
Баринтус посмотрел на меня с невероятной тоской, опущенные руки сжались в кулаки.
— Нет, я не смогу смыть в море все, что нам удалось приобрести, и никогда не причиню вреда тебе, Мерри. Не смогу так оскорбить память Эссуса и все его жертвы ради спасения твоей жизни. Ты носишь его внуков, и я хочу их увидеть.
Распущенные до пят волосы волновались — это слово подходило как нельзя больше. Если обычные волосы на ветру развеваются, то его — переливались, словно ими играло некое подспудное течение. Уверена, что у
Море за стеной успокоилось, его шум становился все тише, пока не превратился в шелест волн об узкую кромку берега где-то внизу.
— Я виноват. Я забылся, и это непростительно. Как никто другой из сидхе, я должен знать, что ребяческая похвальба силой ни к чему не ведет.
— И все же ты хочешь, чтобы Богиня вернула тебе больше силы? — спросил Рис.
Баринтус повернулся к нему, и в глазах снова мелькнула черная грозная вода, но тут же сменилась более спокойной, более управляемой.
— Хочу. Разве ты не хотел бы? Ах, я забыл, тебя уже ожидает новый ситхен, дарованный Богиней не далее как прошлой ночью.
Голос его зазвучал резко, и шум океана стал жестче, словно его взбаламутила чья-то гигантская, нетерпеливая рука.
— Возможно, именно поэтому Богиня тебе ее и не дает, — сказал Гален.
Все повернулись к нему. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, серьезный, но спокойный.
— Не тебе об этом рассуждать, малыш. Ты не помнишь моих потерь.
— Это верно, но я знаю мудрость Богини — она заглядывает в сердца и умы глубже, чем удается нам. Если ты такое творишь, когда к тебе вернулась только малая часть силы, то что ты себе позволишь, вернув ее всю?
Баринтус шагнул в его сторону.
— Ты не имеешь права меня судить.
— Он такой же отец моих детей, как Дойл, — сказала я. — Такой же мой король, как Мрак.
— Он не был коронован страной и Богами.
В дверь постучали, и я невольно вздрогнула.
— Мы заняты — крикнул Дойл.
Но дверь открылась — за ней стоял Шолто, Властелин Всего, Что Проходит Между, Властитель Теней, Царь Слуа. Он шагнул вперед, с распущенными волосами, белоснежным плащом рассыпавшимися поверх черного с серебром наряда и мягких сапог.
Он не преминул улыбнуться мне, одарив восхищенным взглядом трехцветных глаз: металлически-золотое кольцо у зрачка, потом янтарное, потом желтое, как тополиные листья осенью. Потом улыбка его померкла, он повернулся к прочим стражам и сказал:
— Я слышал твой крик, Повелитель Моря. Я был коронован страной и Богами. Мне занять место Галена?
Глава 26
— Ты мне не страшен, Повелитель Слуа, — сказал Баринтус, и океан под окном снова сердито зашумел.
Улыбка полностью стерлась с лица Шолто — оно стало высокомерным, поразительно красивым и абсолютно враждебным.
— Так буду, — ответил он голосом, чуть окрашенным гневом. В глазах у него засверкали золотые искры.
Море плеснуло в окно — сильнее и злее, чем раньше. Дуэль прямо здесь не просто была нежелательна, в такой близости от моря Она грозила опасностью нам всем. От кого другого, но от Баринтуса я никак не ждала проблем. Он веками был олицетворением разума при Неблагом дворе, и вдруг… То ли я упустила свершившуюся в нем перемену, то ли все же королева Андаис, Королева Воздуха и Тьмы, держала его в рамках, а теперь я видела истинное его лицо. Последняя мысль была грустной.
— Довольно, — сказал Дойл. — Сдайте оба назад.
Баринтус тут же повернулся к Дойлу.
— Это на тебя я зол, Мрак. Если ты предпочтешь драться со мной сам, я буду только рад.
— А я думал, ты на меня разозлился, — вмешался Гален.
Эта реплика застала меня врасплох. Я думала, у него хватит ума не лезть снова Баринтусу под горячую руку.
Баринтус уставился на Галена, стоявшего у двери ванной. Море плеснуло в окна за его спиной с такой силой, что они задрожали.
— Ты не предавал нашей цели, отвергая корону, но если хочешь своей доли в драке, я не препятствую.
Гален улыбнулся уголками губ и шагнул вперед.
— Если бы Богиня мне предоставила выбор между троном и жизнью Холода, я бы тоже выбрал его жизнь.
У меня от этих слов заледенело все внутри. Но потом я поняла, что Гален нарочно вызывает огонь на себя, и моя тревога ушла. Мне вдруг стало спокойно, почти весело. Настроение переменилось так резко, что ясно было — это воздействие извне.
Гален неторопливо пошел к Баринтусу, протягивая руку словно для рукопожатия. О господи, он нас всех зачаровывал, именно он это мог — из очень немногих, — потому что его магия не проявлялась внешне. Он не светился, не мерцал, ничего не делал — просто был приятным, и ему хотелось ответить тем же.
Баринтус не повторил своей угрозы, глядя на медленное, осторожное продвижение Галена.
— Значит, и ты дурак, — бросил Баринтус, но ярости в его тоне поубавилось, и следующая волна плеснула в окна с меньшей силой — они не задрожали.
— Мы все любим Мерри, — сказал Гален, — разве не так?
Баринтус нахмурился, озадаченный:
— Конечно, я люблю Мередит.
— А следовательно, мы все на одной стороне?
Баринтус нахмурился сильней, но все же слегка кивнул. Односложный ответ прозвучал тихо, но отчетливо:
— Да.
Гален почти подошел к нему, уже готов был положить руку на плечо — а если его гламор так хорошо действовал на расстоянии, то прикосновение разрешит всю ситуацию мгновенно. Никакой дуэли не будет. Даже понимание подоплеки не отменяло полностью эффект Галеновых чар, а меня-то они только краем задели. Направлены они были на Баринтуса. Гален хотел его успокоить. Хотел, чтобы он остался нам другом.