Прекрасна и очень несчастна, или Кто кинул маленькую принцессу
Шрифт:
Кроме того, мне сейчас не до выяснения отношений – иная тема интересовала меня куда сильнее.
– Тетя Тамара, – обратилась я к хозяйке, – а пойдем, посекретничаем? По-девичьи, а?
– Пойдем, – охотно согласилась женщина, – отчего ж не пойти-то?
На кухонном столе, нарядно украшенном праздничной клеенкой, громоздились свидетельства масштабности подготовки к предстоящему ужину – все то, что обычно составляет изнанку любого праздника: банка с рассолом из-под огурцов, огрызки колбасы и сыра, разделочная доска с хлебными крошками, хвостики укропа и петрушки.
Тетка Тамара решительным жестом отодвинула все это «великолепие» в сторону, расчистив небольшой островок на столешнице, вполне достаточный для двух рюмок и тарелки
– Ну, давай, Ленка, помянем батю твоего покойного, – проговорила она и, не дожидаясь меня, залпом опрокинула рюмку. Слегка поморщилась, по-мужски крякнула и забросила в рот кусок янтарного сыра, уже успевшего пустить слезу.
Я последовала ее примеру. Жгучая жидкость обожгла горло и пищевод и приятным теплом разлилась по желудку. Алкоголь тут же ударил в голову и ноги, слегка замутив сознание. Но не настолько, чтобы заставить меня забыть о том, зачем мы уединились на кухне.
– Теть Тамар, – обратилась я к женщине, – скажи, а вот ты упоминала Валю Паньшину. Это кто такая?
Женщина быстро зыркнула на меня из-под нахмуренных бровей, повела рукой по собранным в тугой пучок волосам и, подумав немного, произнесла ласковым голосом.
– Лен, да не обращай ты на меня, на дуру старую, внимания, а? Так, брякнула черт-те что, сама не подумав. Да и было это сто лет назад, – мачеха махнула рукой. – А батя твой… Он хороший мужик был, ты не думай! Таким его и запомни! Поняла?
Я кивнула, соглашаясь.
– Да я и не сомневаюсь, – произнесла я с чувством, – только, тетя Тамар, я не ради любопытства интересуюсь. Мне на самом деле важно знать эту историю. Пока не знаю как, но, возможно, она связана с моим делом. Ну, тем самым, из-за которого я в тюрьму могу угодить.
Будучи простой русской бабой, тетка Тамарка тем не менее была начисто лишена такого свойственного всем нашим женщинам качества, как любопытство. Поэтому расспрашивать меня подробнее не стала, а просто, разлив по рюмкам еще водочки, неожиданно спросила:
– У тебя парень-то хоть есть?
Я отрицательно замотала головой.
– Вот и зря, – неодобрительно проворчала мачеха, – ведь пора уже. Чай не девочка. Всех денег ведь все равно не заработаешь, да и не в них счастье. А может, права я, и ты в папку своего пошла? Слабая на передок-то, а? – тетка Тамара обожгла меня грозным взглядом из-под насупленных бровей. – Вот и батя твой такой же любвеобильный был, ни одной юбки не пропускал. Чего вылупилась? – усмехнулась мачеха и залпом осушила еще одну рюмку. – Не веришь? Это он на людях сухой был, а в спальне, ох! – тетка Тамарка махнула рукой. – Огонь, а не мужик! Царствие ему небесное. И вот что удивительно, – тетка Тамара пьяно икнула. Ее язык уже заметно заплетался: – Мог, гаденыш такой, любую уговорить! Если уж Валька Паньшина попалась… Знаешь, какая она была? – тетка Тамара торжествующе усмехнулась, будто гордилась любовными успехами почившего в бозе супруга. – Фифа, фу ты, ну ты. Не нам чета, – женщина презрительно фыркнула. – Все, знаешь ли, свысока смотрела. Конечно, муж – главный инженер завода, автомобиль с личным шофером. И это в те времена! А одевалась она знаешь как?! – мачеха расширила глаза, демонстрируя восхищение нарядами таинственной Вальки Паньшиной. – В общем, – продолжила она свой рассказ, – про таких нынче говорят «гламурная». Тогда-то мы, понятно, и слов таких не знали, но все равно понимали – эта дамочка не нам чета. Да и она сама это понимала. Только знаешь, что я тебе скажу? – мачеха приблизила ко мне лицо, дыша перегаром. – Не в нарядах-то счастье. О как, – она откинулась на стуле и назидательно подняла вверх указательный палец. Правда, чуть не свалилась при этом, лишь чудом удержав равновесие. – Видать, мужик-то ей попался хоть и умный, – презрительно усмехнувшись, добавила она, – да хлипковатый в постели-то. Раз уж она на моего Володьку запала. Как уж там у них сладилось, я не знаю. Вроде как он у них водопровод починял. У папки твоего руки-то золотые были, вот и подрабатывал временами по соседям. Оно, понимаешь ли, жэковский слесарь пьющий был, да и не дозовешься его, а Вовка тот завсегда радый помочь. А отчего бы и не помочь? – вопросила тетка Тамара. – Тем более что никто его без благодарности не отпускал: кто рюмку нальет, кто рубль даст, кто еще как спасибо скажет, – женщина усмехнулась. – Вот Валька-то Паньшина из тех как раз, кто спасибо ему и сказала. Да и не один раз, видать. Да-а-а, – протянула она и замолчала.
– А дальше? – нетерпеливо воскликнула я, желая услышать окончание рассказа.
– А что дальше? – удивилась женщина. – Дальше все просто – не очень-то понравилась супругу ее вся эта история. Оно и понятно. В общем, прознал он об их романе-то. Ох, и скандал, я тебе скажу, был, – мачеха округлила глаза и покачала головой. – Ой, ой, ой, – запричитала она, – только перья во все стороны летели.
Женщина выловила из банки огурец и громко им захрустела.
– Ну а чем дело-то закончилось? – снова поторопила я рассказчицу. Та, пожав плечами, произнесла:
– Так тем и закончилась. Пошумел мужик ейный, пошумел, да, видать, и простил. Раз они потом вместе уехали – то ли разменяли квартиру, то ли так ее даже бросили. В общем, собрали свои манатки да и были таковы. Да и я с папкой твоим замирилась. Нет, ну покричала там, конечно, для проформы, не без этого. В профком даже сходила, чтобы его на работе пропесочили, ну и успокоилась до следующего раза, – мачеха весело мне подмигнула. – А что? Не разводиться же из-за этого, сама подумай? Мужик-то хороший. А то, что гулящий, так я тебе так скажу – это еще не самый большой грех. Хорошо хоть не пил так, чтобы очень, да и меня, ты знаешь, ни разу даже пальцем не тронул.
– Теть Тамар, – прервала я рассуждения мачехи «за жизнь», – скажите, а это когда было?
– Так, – женщина задумалась, а затем принялась рассуждать, загибая пальцы, – папка мой еще был жив. Он, помню, даже поколотить Володьку хотел. Умер же он пятнадцать лет назад, но после того случая пожил. В общем, лет семнадцать тому как.
Я разочарованно вздохнула. Смелая версия о том, что Ванька Паньшин мог оказаться моим сводным братом, не состоялась – парню лет двадцать пять точно есть. Надо бы проверить в личном деле, но на семнадцатилетнего пацана он в любом случае не тянет.
– Тетечка Тамарочка, – я прижала руки к груди, – а не вспомните, у Валентины этой дети-то были?
– Эх, чего ты захотела, – всплеснула руками мачеха, – такие подробности разве ж упомнишь… Хотя погоди, – она задумалась, – кажется, был сынок у нее. Точно! – женщина хлопнула себя руками по полным бедрам, – был сын. То ли в сад ходил, то ли младший школьник. Одним словом, малец еще совсем. Муж Валькин-то, когда с отцом прибегал разбираться, еще кричал, что, мол, семью рушишь, ребенка сиротишь. Будто Володька собирался на этой Вальке жениться. Может, она, конечно, там чего себе и навоображала, да только у папеньки твоего принципы-то имелись. Он мужик в целом правильный был, и раз уж у нас с ним, так сказать, ячейка образовалась, то он ее ни за что бы не стал рушить из-за какой-то там вертихвостки. Ты, Ленка, про отца плохого не думай, – мачеха нахмурила брови и снова икнула. – И вообще…
Глава двадцать девятая
Преступление и преступники
Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена.
– У меня украли жемчужное ожерелье!
– Как оно выглядело?
– Как настоящее…
– Да ладно! – Лариса округлила глаза. – Может, это просто совпадение? Мало ли на свете Паньшиных?
– Может, и много, – согласилась я, запуская в рот конфету, – но этого-то нам проверить не мешает, – раскусив шоколад, я почувствовала горьковатый алкогольный вкус на языке.