Прекрасная Натали
Шрифт:
По светским салонам уже распространялись слухи, что красавец Дантес волочится за Натали. Сам он, вероятно, неоднократно рассказывал своей приятельнице Полетике о безумной любви к петербургской красавице Пушкиной, жалуясь на то, что ему даже встретиться с ней негде: всё на людях, всё на виду… Идалия поняла, что ей представился случай убить сразу двух зайцев: свести влюбленного Дантеса с Натали — и тем самым опорочить ее имя. Если на Ланского и это не подействует, то она, Идалия, хотя бы отомстит сопернице. Такой план созрел в ревнивом сердце женщины.
2 ноября, спустя
Тем не менее 4 ноября Пушкин получил «диплом» рогоносца, который был послан накануне из мелочной лавки, ближайшей к нидерландскому посольству. «Дипломы» в двойных конвертах, надписанные нарочито измененным почерком на имя Пушкина, получили и его друзья, члены карамзинского кружка, за исключением Дантеса, который стал его завсегдатаем с весны 1836 года. Заметим, что Идалию Полетику в этом кружке не принимали, но она была хорошо осведомлена обо всех его членах и об отношениях между ними.
Получалось, что пресловутые «дипломы» разве что только пальцем не указывали на Дантеса, а вместе с ним и на его приемного отца, нидерландского посла барона Геккерна. Пушкин, обратившись к жене за разъяснением, услышал от нее рассказ о злополучном свидании…
«Это мерзость против жены моей», — по получении писем заметил Пушкин. И тут он не ошибся. В письме к Бенкендорфу от 4 ноября поэт с уверенностью сообщает: «По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минутыпонял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего общества, от дипломата. Я занялся розысками». Но никаких конкретных «розыскных» действий с его стороны не последовало, были только эмоции, подогреваемые «большинством лиц». Обвинение против Дантеса основано на сплетнях: «…твердя, что поведение моей жены было безупречно, говорили, что поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса»…
Последняя, наиболее квалифицированная графологическая экспертиза двух сохранившихся «дипломов», проведенная в 1987 году во Всесоюзном НИИ судебных экспертиз, показала, что их адресовало и писало одно лицо; не иностранец, то есть человек, для которого французский не был родным языком, и принадлежавший к светскому кругу. Экспертиза сняла обвинение с князей Долгорукова и Гагарина, которых долгое время обвиняли в авторстве. Не в интересах Дантеса и Геккерна было писать «дипломы», ибо дуэль (как это и подтвердили дальнейшие события) оказалась бы для них настоящей катастрофой.
Кто-то другой усиленно наводил на них подозрения, «подставлял» их. Как и Пушкин, этот аноним был тоже одержим страстью, которая проявилась в самый момент написания. На это указывают характерные детали. Так, в одном экземпляре «диплома» после слов «историографом ордена» — несколько восклицательных знаков, а в конце выведен чрезмерный росчерк, который почитался тогда проявлением неуважения, если он присутствовал в письме к мужчине, а в письме к женщине — вовсе не допускался. Барон Геккерн, слывший человеком холодным и рассудочным, такую вольность не мог себе позволить.
Быстрота, с которой «дипломы» были составлены, размножены и разосланы членам узкого кружка, а главное — специально изготовленная почтовая печатка на сургуче внешнего пакета с символами, красноречиво иллюстрирующими содержание «диплома», другие тщательно продуманные детали, отводящие подозрения от подлинного автора и направляющие их на Дантеса и Геккерна (что позволило самому автору оставаться вот уже более полутора веков неразоблаченным), — все это указывает на то, что «дипломы» не были импровизацией, а заранее спланированной акцией. Автор имел достаточное время на подготовку коварной интриги.
«…Гнусный шутник, причинивший его (Пушкина) смерть, не выдумал даже своей шутки, а получил образец от какого-то члена дипломатического корпуса и списал…» — утверждал в своих «Воспоминаниях» В. А. Соллогуб. Свидетельство того, что печатные образцы подобных «шутовских дипломов» были привезены из Вены в Петербург кем-то из иностранных дипломатов, бросало тень почему-то только на Геккерна. Однако отец Идалии Полетики — обер-камергер двора и крупный дипломат — тоже мог иметь соответствующую заготовку.
Кажется, достаточно оснований, чтобы предъявить Идалии Полетике обвинение в написании пасквильного «диплома». Она не иностранка, принадлежала к светскому обществу, умела и любила интриговать. (Кстати, есть сведения, что ее мать в молодости занималась шпионажем.) С ее точки зрения, у нее были все основания прибегнуть к интриге, понадеявшись на свой ум и отбросив все «условности» морали.
Идалия была совершенно уверена в связи Пушкина с Александриной. Именно она явилась источником этой гнусной сплетни. По ее словам, сама Александрина, сестра жены Пушкина, рассказала ей об этом. Это была явная ложь, но Идалия до конца дней своих твердила, что Пушкин стрелялся из-за преступной своей любви к Александрине, вернее, из-за боязни, что Дантес увезет ее вместе с женой Екатериной во Францию.
События ноября 1836 года развивались не по предполагаемому плану… Проведя краткое самостоятельное расследование, Пушкин вечером 4 ноября посылает Дантесу вызов. Геккерн, получив его утром следующего дня (Дантес был на дежурстве), впадает в панику и едет к Пушкину, чтобы попробовать хотя бы отсрочить дуэль. Это ему удается: дуэль откладывается на сутки. Барон просит Натали написать письмо Дантесу с просьбой отказаться от поединка. Она не соглашается. Далее он обращается к Жуковскому и тетке сестер Е. И. Загряжской… Друзья поэта Вяземский и Вильегорский, сам государь оказываются втянутыми в обсуждение дуэльной истории… Как известно, ее развитие приостановило предложение Дантеса жениться на Екатерине Гончаровой.