Прекрасная посланница
Шрифт:
— Вас обвиняют в том, что вы потакнули побегу Лещинского и получили за то от французов знатную сумму.
Миних не поверил собственным ушам.
— К сему приключению я ни малейшего касательства не имею, — произнес он непослушными белыми губами. — Кто посмел измыслить эту подлую ложь?
Педрилло молча воздел глаза вверх, потом выразительно скосил их в сторону покоев императрицы, и фельдмаршал понял, о ком идет речь.
— Толкуют, что был какой-то донос из Данцига, но не знаю чей. И еще говорят: «А на какие деньги фельдмаршал в Гостилицах работы ведет? И мануфактуру красильную достраивает, и пруд роет, и дом под корень сносит,
Миних захотел крикнуть: де я только обои меняю, но вместо этого сказал коротко:
— Спасибо, Пьетро. — И пошел прочь, сжав зубы и кулаки.
Миних вернулся домой, велел принести в кабинет вина, сам взял в поставце поллитровую кружку и заперся на всю ночь. Он решил вызвать Бирона на дуэль. Ему не приходило в голову, что не по чину фельдмаршалу вызывать штатского негодяя, выскочку и плута на шпажный поединок. Да и не по возрасту! Прознает кто, так все мальчишки прапорщики и подпоручики будут зубоскалить в кабаках до скончания века. Сейчас у него одна задача — написать негодяю обоснованный и краткий вызов. Этого он никому не может поручить, он должен сделать это сам.
Мало ли было у него врагов? Еще в начале его карьеры в России при строительстве Ладожского канала на пути его встал всесильный Меншиков, а он был не чета «конюху». До Миниха канал строил Писарев, и хоть он совершенно развалил дело, Меншиков ему покровительствовал. Не иначе, что всесильный князь вместе со своим подрядчиком прикарманивали государственные деньги. Но Миних смог доказать свою нужность государю, Петр не изменил своего решения. Канал построен всем на диво, а где Меншиков? Вот так-то…
Миних никогда не терпел клеветы и оскорблений. Он служил пятерым государям, сменил пять армий. А государыне Анне он будет служить честно до смертного часа. Во время выбора на престол Анны Иоанновны адмирал Петр Сиверс открыто выступил за Елизавету Петровну, мол, ей самое место на троне. Нет, Миних никого не вызывал на дуэль, но написал честный донос. И где теперь Сиверс? Лишен всех званий и на десять лет отправлен в ссылку.
Перо разбрызгивало чернила и рвало бумагу, уже три варианта вызова были изорваны в клочья. А четвертый получился. Строго, корректно Миних сообщил Бирону, что обвиняет его в злостной клевете, объяснил суть вопроса и предлагал смыть оскорбление кровью. «Бог нас рассудит» — так кончил он свое послание. И пошел спать.
Миниху бы упаковать письмо надлежащим способом, но не до того было, от ярости дрожали руки. А утром, прежде чем письмо попало в руки секретарю, в него заглянула верная супруга Варвара Елеонора. Она пришла в ужас.
Прежде всего она унесла из кабинета опасную бумагу и спрятала ее в своей корзинке с рукоделием. Объяснение с мужем она начала жестко:
— Бурхард, ты что, сошел с ума?
Миних со сна плохо соображал. Жена редко входила в его кабинет, а бумагами вроде никогда не интересовалась. Но когда он понял, что речь идет о предполагаемой дуэли, то взъярился не на шутку:
— Я должен проучить этого проходимца! Это дело чести! И ни в коем случае не касается женской половины этого дома!
Жену нисколько не испугал грозный вид супруга:
— Ты бы еще государыню на дуэль вызвал. Это менее опасно. Я понимаю — клевета ужасна, и уверена, что ты найдешь способ посчитаться с Бироном.
Разговор был долгий, и что примечательно, тон его не менялся, по спальне так и метались молнии, то шаровые, то стреловидные. Примирение пришло неожиданно.
— Я все равно пошлю ему вызов! — крикнул Миних.
— Тогда тебе придется написать его заново. Твое послание я сожгла.
Миних воздел кулаки и опустил их бессильно. Он понял, что второго письма он не напишет. Не мальчишка же он, в самом деле, не безусый корнет. Еленька права. Можно будет найти другой способ отомстить Бирону. Надо только уметь ждать.
9
Агент Петров удобно лежал меж камней и смотрел на окна дома. В руках у него была подзорная труба. Если Шамбер вставал из-за стола, Петров немедленно прикрывал рукой окуляр. Не приведи господь, объект увидит блеснувшее на солнце стекло. Тогда беда! Разумеется, Петров был вооружен. Если Шамбер направится в его сторону с явно враждебными намерениями, он пальнет в него не задумываясь. Но надо сделать все, чтобы до этого дело не дошло. Противника надо арестовывать тогда, когда на руках все доказательства его вины, и план злодейства понят, и само злодейство предотвращено.
А пока он не вник в суть дела. Шамбер сидит за столом уже второй час и что-то пишет, потом рвет бумагу и опять продолжает писать. Черновиков извел — гору! Но ведь не любовное послание он сочиняет. Хорошо бы хоть одним глазком заглянуть в эти черновики, еще лучше украсть один из листков. Вряд ли француз в таком ворохе бумаги обнаружит пропажу.
Но нельзя. И в отсутствие хозяина к дому не подступиться, кобель не дает. Такой дрянной пес, спасу нет. Пристрелить бы его для порядка, но нельзя, Шамбер сразу заподозрит неладное. Стоп! Куда это вы собрались, господин хороший? Неужели сейчас весла в руки возьмете? А усы, а борода? Петров так привык к маскараду, что без бороды на улице Шамбер казался ему полуголым. Отбой… по нужде ходил. Ему самому тоже бы не мешало опростаться. Пятясь как рак, Петров отполз от места наблюдения. Отличное место, прямо-таки лабиринт из камней, и земля идет полого вниз. Полегчало…
Петров вернулся на прежнее место, опять взялся за трубу. Что-то объект по дому мечется, что-то потерял. В полутьме дома вдруг вспыхнул свет. А… спиртовку запалил. Значит, сейчас есть будет.
«Мы тоже перекусим. В каждом деле надо иметь разумный перерыв, у тебя от долгого писания рука затекла, я тоже глаза проглядел».
Отлично в жизни все складывается, кабы не сопли. До черта он устал шмыгать и нос утиральником тереть. Мох, конечно, хорошая штука, но от земли все ж сильно холодом тянет, вот и схватил простуду. Сегодня он с собой и попонку принес, подстелил, а дрожь все равно продирает. И беда не в том, что из носу течет и он распух, как брюква, а в том, что нельзя в сыскное дело соваться с чиханьем. Жалко, пирожки остыли. Отличные пирожки супруга изображает: и с луком, и с зайчатиной, и с капустой.
Интересно, а чем сейчас Шамбер закусывает? Такой важный с виду господин, а приходится самому готовить. Неужели он сам щи варит и капусту рубит? Скорей всего на сухомятке живет.
«Слышь, шевалье, так недолго и желудок испортить», — Петров улыбнулся сочувственно.
«Вот ведь странная штука жизнь! Враги мы с тобой, Шамбер, а родись я, скажем, во Франции, были бы друзья. Ну, не друзья, конечно, но не испытывал бы я к тебе злобы, мало того… брезгливости. А ведь ты на службе, как и я, и над тобой французский их сиятельство имеется. Тоже небось боишься не угодить».