Прекрасная всадница

Они опоздали, представление уже началось. Пригнувшись, пробрались на свои места. Мартин сразу же уставился на арену, Лукаш пытался отдышаться. Он соскучился по запаху опилок и зверей, по большим желтым львам — что-то подсказывало ему, что львов он увидит. Но пока что на арене бегали собаки. Самого красивого пса дрессировщик заставлял сделать стойку на передних лапах, поднял в воздух на ладонях и, вытянувшегося в струнку, носил по арене. Выглядело это омерзительно. Но другим зрителям нравилось. Под руководством искусного, как видно, дрессировщика собаки творили форменные чудеса. Сначала был пожар. Горел крохотный домик, а собаки изображали пожарных. Вышколены

они были великолепно — казалось даже, что они разумны, сами прекрасно помнят, что им делать; дрессировщик не подал ни одной команды, все происходило как бы само собой. Собаки деловито бегали, качали помпу, спасали из горящего домика жителей (гуся и петуха), делали им искусственное дыхание, гасили головни, накидывая брезент, привезли санитарные тележки, осаживали зевак; наконец, одолев огонь, триумфально объехали на тележках вокруг арены, звоня в колокольцы. Дети визжали от восторга, взрослые от души смеялись и хлопали. Дрессировщик раскланялся, и собаки под гром оркестра убежали за кулисы.

Уже вышел клоун, но зал все еще шумел и аплодировал собакам, медленно успокаиваясь — очень уж они всем понравились. Однако Лукаш грустно подумал: детство прошло, ни собаки, ни эфирные создания, воздушные гимнастки не вызовут уже того сладкого трепета, который охватывал десятилетнего мальчишку. Двенадцать лет назад. Где тот трепет, сладкий ужас, волнение, когда замирало сердце, перехватывало дыхание, едва прожектора ярко освещали арену?

Лукаш чуть оживился, когда клоун извлек из чемодана тряпичную куклу в человеческий рост. Никак она не могла устоять на ногах. Клоун пытался поставить ее, усадить, придать изящную позу — а она время падала, большая кукла с невыразимо наивным и смазливым личиком. Клоун заплетал ее тряпичные ноги, сгибал так и этак (вот-вот, казалось, разорвет), закидывал ее ноги ей на шею, пытался сложить и запихать обратно в чемодан, но ничего не выходило. Вдруг кукла упруго выпрямилась, мотнула головой, рассыпав по плечам длинные черные волосы, сбросила тряпичный наряд и оказалась живой гибкой девушкой в серебристых трусиках, загорелой и стройной. Шумный вздох пронесся по ошеломленному залу — никто и подумать не мог, что кукла окажется всамделишной живой красавицей.

Зал грохнул аплодисментами.

— Может, они после антракта выйдут? — сказал Лукаш.

— Кто?

— Львы.

— Да ну их, твоих львов. Собаки — вот это да! Великолепно.

— Даже слишком, — сказал Лукаш.

Последним номером перед антрактом оказался высокий класс выездки, “который покажет мисс Ната Грин” — как прокричал конферансье.

И появилась Ната на белом коне, молоденькая, несказанно пленительная, с прекрасными, коротко остриженными золотистыми волосами, в посверкивавшем блестками зеленом платье; ее юбка, длинная и пышная, закрывала спину коня и ноги девушки; казалось, что прекрасная всадница всю свою жизнь провела в седле, слившись с конем в единое целое.

Лукаш замер. Платье, воздушное, словно облако, было как у сказочной принцессы, а юбка, вся в волнах, спускавшаяся едва ли не до колена коня — и вовсе фантастическое зрелище

Всадница и в самом деле показала высший класс выездки.

Конь плясал вальс и сарабанду, переступал крохотными шажками, пританцовывал изящно и легко, как балерина, грациозно сгибал ноги с ловкостью записного танцора. Это наверняка был тяжелый труд — и для коня, и для всадницы.

— Просто прелесть, — сказал Мартин, и Лукаш кивнул.

Девушка держала узду кончиками пальцев, не натягивая; из-за ее широкой пышной юбки не удавалось

увидеть, как она управляет конем ногами. Казалось, она делает это вовсе незаметными касаниями.

Оркестр заиграл туш; девушка подняла на дыбы заржавшего коня, потом галопом покинула арену.

Объявили антракт, и Мартин с Лукашем вышли на свежий воздух. В детстве они обожали глазеть на цирковых зверей, но теперь, сколько ни бродили вокруг шапито, нигде не увидели клеток. Зато меж фургончиками стояло множество “крайслеров” и “мерседесов”, они блестели в лунном свете и выглядели чуточку нереальными.

И тут они вновь увидели девушку, скакавшую по Летенской пустоши — казалось, конь устал от танцев, и Ната хотела взбодрить его, носясь галопом вдоль и поперек безлюдного ровного поля. Она осталась в том же зеленом платье, только на плечи накинула свитерок.

— Что она делает?

— Да ничего. Катается себе, — сказал Лукаш, завороженный красотой коня и девушки, скакавшей на фоне проносившейся мимо полуночной электрички с ярко освещенными окнами.

— Антракт кончился, пошли, — сказал Мартин.

— Ты иди. А я хочу с ней поговорить.

— А если это иностранка и по-чешски не понимает?

— Где наша не пропадала! — махнул рукой Лукаш.

Всадница петляла меж редких берез, повернула коня и вновь помчалась галопом мимо белых футбольных ворот в дальний конец пустоши.

Лукаш стоял, как зачарованный. Словно убеждая себя, что это не сон, оглянулся через плечо. Автомобили безостановочно неслись по широкой улице Сторонников мира, в домах светились окна, шины шуршали по асфальту, гудели сигналы, по лестнице сновали веселые компании, какой-то мальчишка высоко подбрасывал мяч.

Лукаш прошел меж фургончиками, перешагнул невысокую красную оградку и направился прямо к девушке. Конь шел рысью. Ее свитерок соскользнул с плеча, широкий зеленый рукав развевался, прозрачный в лунном свете. Из-под ног копыт с тихим шелестом взлетал песок.

Как привлечь ее внимание, чтобы не испугать? В лунном свете она казалась такой прекрасной и невозмутимой, что Лукаш, не рассуждая, просто-напросто шагнул навстречу и сказал:

— Боюсь, вы можете простудиться. Осень у нас обычно холодная.

Девушка засмеялась, остановила коня, и он косил на Лукаша большим влажным и умным глазом с огромным белком.

— Ничего, я привыкла, — сказала девушка, и Лукаш обрадовался тому, что она знает чешский.

— Вы прекрасно ездите верхом, — сказал он, осторожно погладил коня по шее. Тот фыркнул. — Я и подумать не мог, что встречу вас здесь, вот так.

Девушка играла уздечкой.

— После выступления нужно размяться, — сказала она, наклонилась вперед и погладила коня по лбу.

— Но вы можете простудиться. Что, если нам выпить грогу? Тут недалеко. В холодную осень это никому еще не вредило, — предложил он, глядя на девушку снизу вверх. Она была прекрасна необыкновенной, хрупкой красотой, принцесса с большими темными глазами и бледным лицом, казавшимся в лунном свете прозрачным.

— Хорошо, — тихонько засмеялась она.

— Я подожду, пока вы отведете коня домой, — предложил он и тут же выругал себя — совсем забыл, что у нее наверняка нет “дома” в обычном понимании.

— Зачем? — Девушка внимательно разглядывала его. — Знаете, на кого вы похожи? На поручика. Из какого-то русского фильма.

Он засмеялся:

— Так вы отведете коня?

Она натянула свитерок на плечи, неуловимым движением спрятала хлыстик в прозрачный рукав. Мотнула головой:

— Нет. Конь пойдет с нами, если он вам не мешает.