Прелести жизни. Книга третья. Смысл жизни. Том 3
Шрифт:
По тем временам, это была большая зарплата на угольной шахте. Однако долго работать на шахте мне не довелось. Осенним призывом меня отправили служить в морской флот тихоокеанского морского флота. Попал как раз под тот срок службы, когда на море срок службы сократили на один год. Вместо четырёх лет службы в морском флоте мне подлежало служить всего три года. Даже эти три года службы в тихоокеанском морском флоте казались мне бесконечностью. Однако сейчас ничуть не жалею о службе в армии.
За время службы в тихоокеанском морском флоте, не
Дрейфовал на корабле в Персидском заливе. Даже заплывали в Красное море в районе государства Йемен.
Своими глазами видел экзотические места в разных странах. Не каждый советский человек в то время видел по телевизору, что видел с корабля невооружённым глазом.
– Если мы будем проплывать вблизи такой красоты. – разглядывая в бинокль остров, ляпнул не обдуманно при офицере. – То прыгну с корабля в море и доплыву до того прекрасного острова, чтобы там жизнь.
В этот же день меня посадили под замок на гауптвахту. Не выпускали меня из заточения, до возвращения в родной порт на Камчатке. Затем был суд надо мной.
В виду того, что срок моей службы закончился до прибытия в бухту, то меня вместо дисциплинарного батальона отправили отбывать срок вначале на лесоповал на Камчатке.
Через год отмазался перед советской властью на Калыме. Там закончился срок моего заключения за мои "грехи" на море. Давно забыл, какой был год, когда поехал строить БАМ (Байкало-Амурская-Магистраль). Вкалывал задарма на великой стройке социализма.
Когда "Горбатый" (Горбачёв) объявил перестройку в Советском Союзе, бросил всё и вернулся к себе в деревню возле Донецка. На месте нашей деревни проходила государственная трасса.
Здесь не было никаких признаков бывшей большой деревни. Даже деревенский погост стёрли с лица Земли. При мне был последний документ с места "великой" стройки социализма, где было указано, что моя фамилия Бондаренко или Бондоренко Николай Иванович.
С этими данными обратился в Исполком Донецка. Мне там сказали, что возле Донецка отродясь никакой деревни не было на участке государственной трассы Ростовской области.
Тем более такой странной украинской фамилии Бондоренко никто и никогда здесь в этих местах не встречал. Ростовская область находится в России, а не в Украине.
Добрые люди подсказали мне, что, наверно, надо ехать в Донецке на территорию Украины. Так как находился в Донецке на территории России, то мне нужно оформлять документы на переезд из России на Украину.
Однако при мне не оказалось необходимых документов, которые могли подтвердить, что гражданин Украины. Ничего не оставалось, как отправиться пешком через границу из Донецка в России в Донецк на Украине.
Не могу точно сказать, сколько времени и километров понадобилось мне, чтобы наконец-то добраться до Донецка на территории Украины. Вполне возможно, что моё передвижение к дому множилось на сотни километров,
Всё это время вкалывал за кусок хлеба на полях и огородах сельской местности. Подрабатывал грузчиком на каких-то складах. Меня постоянно били и обчищали мои карманы.
Останавливался на ночёвку там, где меня заставала ночь. Больше трёх дней в пути нигде не задерживался. У меня в голове была одна мысль, это дойти до Донецка на Украине.
Там в деревне отыскать избу своих родителей, которых не видел давно много лет, не поддерживал с ними никаких связей. Может быть, мои родители давным-давно умерли?
Наверно, несколько лет пути к своему дому жил как собака в прямом и переносном смысле? По запаху искал след своей жизни, которая затерялась где-то далеко в моем детстве в небольшой избе вблизи Донецка.
Должен был, во, чтобы то ни стало найти начало своей жизни, чтобы с чистого листа начать свою жизнь, затерянную где-то в безбрежном океане человеческой жизни.
Мне не хотелось закончить свою жизнь на мусорных свалках среди бомжей, которые живут за счёт отходов шикарной жизни своих земляков, выросших на волне перестройки в Советском Союзе.
Мне трудно объяснить каким путём оказался в избе, со знакомым запахом моей прошлой жизни, перемешанной с запахом прогнивших от времени досок и сгнившего белья бывших хозяев знакомой хаты.
Проснулся на куче прогнившего тряпья в своей хате, откуда когда-то сделал свой первый шаг в бесконечные километры моей проклятой жизни. Лучше бы вообще не родился на белый свет, чем прожил многие годы жизни, словно поганка на куче навоза. Лежал на прогнившем полу на гнилых тряпках и обливался слезами оттого, что наконец-то нашёл свою хату.
С почерневшими стенами от угольной пыли и от времени давно прожитой жизни. Смотрели на меня с фотографий на стене мои родители, с ребёнком на руках. С большим трудом признал себя в ребёнке с давно пожелтевшей фотографии. Больше ничего в хате не было, что могло напомнить мне о том, что когда-то жил в заброшенной хате. В привычном месте не было даже образа господа Бога, наверно, сто лет висевшие в светлом углу нашей хаты?
Осталось лишь светлое пятно размером с икону, куда никогда не проникал испепеляющий солнечный луч. Всё пропало. Поднявшись с кучи гнилого белья, подошёл к единственной чудом оставшейся семейной фотографии.
Осторожно снял фотографию с рамки. Поцеловал образ папы и мамы на фотографии, как образ Иисуса Христа и девы Марии на иконе, не сохранившейся в светлом углу нашей почти полностью сгнившей хаты.
Перекрестился перед светлым углом на месте бывших образов святого семейства. Поклонился до полу и почти задом вышел из своей сгнившей хаты.
В тоже мгновение, как только переступил через порог нашей бывшей хаты, меня ослепили яркие лучи весеннего солнца. Прикрывая глаза ладонью от ярких солнечных лучей, огляделся вокруг себя и сразу обомлел от неожиданности.