Премьера убийства
Шрифт:
— После первого акта — никто. Я специально, в качестве меры предосторожности, заперся изнутри. Терпеть не могу, когда невежды заводят со мной глубокомысленные разговоры о моих пьесах.
— Вы заходили в служебные помещения во время спектакля?
— Да. Я спускался вниз в обоих антрактах. Сперва — повидать эту прелестную малышку…
— Мисс Тарн? — переспросил Аллейн.
— Ну да. Такая чудная девчушка, и актриса из нее получится прекрасная. Если она только не станет участвовать в склоках, на которых держится кровля этого ничтожного балагана…
— Хорошо, а в гримерные вы заходили во время
— Я заходил в такой небольшой кабинетик в конце коридора, если можно, конечно, назвать его гримерной…
— Понятно. И когда же вы вернулись в свою ложу?
— Как только я сделал в этом кабинетике все свои дела и стали поднимать занавес.
— Хорошо… — протянул Аллейн задумчиво и добавил: — А вы знаете человека по имени Отто Брод?
Глаза доктора стали вдруг расширяться, брови поползли вверх, ноздри превратились в лунные кратеры, и стало ясно, что, если суперинтендент Аллейн не отойдет на пару шагов, его просто может снести мощным чихом. Платка у доктора Резерфорда не оказалось, и он использовал вместо него подол своей необъятной сорочки. Под задранной рубахой обнажился весьма пикантный беспорядок…
Полицейские попытались укрыться за мебелью, и от порыва ветра погасли две настенные лампы.
— Отто Брод? — переспросил Резерфорд, утираясь. — Никогда не слышал о таком.
— А его корреспонденция, кажется, представляет некоторый интерес, — заметил Аллейн загадочно, но доктор только пожал плечами:
— Не знаю. На что вы намекаете?
Аллейн решил оставить Отто Брода в покое.
— А знаете, доктор, я успел уже выяснить массу интересных подробностей о событиях последних двух дней в театре, — сказал инспектор. — Во всяком случае, касательно двух генеральных репетиций и съемки.
— Неужели? То есть вы узнали о том, что между мной и Беном проскакивали искры? Что ж, если вы ищете мотивы, вы их найдете у меня… — доктор Резерфорд невесело усмехнулся. — Мы друг друга ненавидели, я и Бен. Просто лютой ненавистью. Хотя, если смотреть в лицо фактам, он всегда был более склонен к насильственным действиям, нежели я…
— Вражда между вами возникла из-за участия его племянницы в спектакле?
— Ну, антипатия между нами была изначально, по определению… А к этому потом добавилось его хамское искажение моей пьесы, а также экстренная необходимость замены его умственно отсталой племянницы на более-менее сносную актрису. Хотя бы на эту девчонку, мисс Тарн… Мы сталкивались с Беном лбами на каждой репетиции…
— И в конце концов вы одержали верх?
Доктор сделал пренебрежительный взмах рукой, как будто его победа над Беном была однозначно угодна всем возможным богам и просто не подлежала сомнению.
Суперинтендент Аллейн с подозрением изучал жуткий беспорядок в одежде доктора.
— Простите, доктор Резерфорд, вы не будете возражать, если вас обыщут? — с сомнением спросил инспектор.
— Что?! — взревел Резерфорд, взвиваясь.
Фокс, шедший к нему, остановился.
— А кстати, вы, как медик, скажите — мог ли удар в скулу, который получил Беннингтон, чуть позже обусловить кратковременную потерю сознания? Учитывая его общее, так сказать, затемненное состояние? — отвел готовую разразиться бурю Аллейн.
— А почему вы решили, что его били по морде? — переспросил Резерфорд недоверчиво. — Чего вы от меня хотите?
Последняя фраза была обращена к Фоксу, который все-таки не оставлял надежды обыскать доктора.
— Выньте, пожалуйста, руки из карманов, — попросил Фокс.
— Ну что ж, не будем портить свое реноме в глазах нашего покойного товарища, — насмешливо протянул Резерфорд и вытащил руки.
Ему удалось сделать это так ловко, что карманы вывернулись наизнанку и на пол вывалилось множество разнообразных предметов — карандаши, клочки бумаги, программки, коробочка с порошками, табакерка, блокнот, недоеденная плитка шоколада со следами огромных зубищ… И надо всем этим повисло легкое облачко разлетевшегося нюхательного табака…
Фокс издал горестный стон и, кряхтя, присел на корточки. Но сразу же после этого, вдохнув табаку, Фокс зашелся в приступе кашля, перемежающегося чиханием. Доктор злорадно захохотал и, протопав по своим вещичкам, как Кинг-Конг по Нью-Йорку, прошел к креслу и рухнул туда, сломав один из подлокотников.
— Доктор Резерфорд! — Аллейн пытался говорить спокойно. — Перестаньте вести себя как ребенок, давайте-ка посерьезнее… И не пытайтесь трогать эти вещи.
Доктор откинулся в кресле, задрал ногу и с интересом стал рассматривать слипшуюся массу из шоколада и раздавленной коробочки порошков на подошве ботинка.
— М-да, черт вас всех раздери, целая унция прекрасного табаку… — вздохнул он. — Мой недельный рацион!
Фокс, отдуваясь и отплевываясь, собирал с пола разбросанные и примятые жестокими ногами доктора вещи. Сложив предметы в кучку, Фокс намел горку нюхательного табаку и завернул его в бумажку, а бумажку сунул в конверт…
— Напрасно, легавый, напрасно, этот табак мне недешево обошелся! — прогремел доктор, наблюдая за действиями Фокса. — Хотите нюхнуть, как только окажетесь дома?
Аллейн потемнел.
— Хватит, доктор! — бросил он резко. — Порезвились — и будет!
Доктор только скривился, словно у него от слов Аллейна заболел зуб.
— Вы разыгрываете какой-то спектакль, доктор, — продолжал Аллейн. — Но ваша игра, простите за отзыв, совершенно неубедительна… Я точно знаю, что Беннингтона ударили в скулу. Я точно знаю, когда это произошло. Я также знаю, что кровоподтек был тщательно закамуфлирован толстым слоем пудры. Я прошу вас пройти со мной и понаблюдать, как я буду снимать сейчас эту пудру. Где ваш пиджак?
— Подайте мантию мою, подайте мне корону! Душа предчувствием полна, безумной жаждой трона… — запел Резерфорд, почесывая под рубашкой свой огромный живот.
Фокс вышел и вскоре вернулся с пиджаком доктора.
— В карманах ничего нет, сэр, — мрачно сообщил он Аллейну.
Аллейн кивнул, принял пиджак и передал его Резерфорду. В молчании они все втроем проследовали в подвал, где находилось тело Беннингтона.
За эти несколько часов с момента смерти труп успел заметно окоченеть. На лице актера даже под грубым гримом можно было увидеть выражение причастности к некоей высшей тайне, которое часто встречается у покойников… Аллейн принялся скребком снимать грим с правой щеки и складывать на картонку. Движения его напоминали работу художника у мольберта…