Препод
Шрифт:
– Где я? Кто я?
– решившись, произнёс я и удивлённо захлопал ресницами, отчего лицо моего собеседника сначала нахмурилось, а затем посмурнело.
– Мда, всё тяжелее чем я думал, - старик поскрёб узловатыми пальцами подбородок, затем, снова взглянув своими пронзительными глазами, ободряюще произнёс, - ну ничего, и это лечится тоже. За пару суток мы с профессором ботанологии зелье возвращения памяти изготовим. Так что, профессор, вспомните всё, даже то, о чём хотели бы забыть.
Тут мужчина слегка хохотнул, а я напрягся. Кто его знает, что там это зелье наворотит.
Внезапно накатила такая усталость, вкупе с обострившейся от тяжких дум мигренью, что я прикрыл глаза и с лёгким ожесточением подумал:
“А, будь что будет. В конце-концов, переродился один раз, перерождусь во второй, делов-то”.
Глава 1
– Профессор, рада вас видеть в полном здравии, - ректор академии, уважаемая магесса Сильвия дер Нодерляйн, элегантно поднялась с кресла, приветствуя меня, застывшего на пороге ректорского кабинета.
Подойдя, она подхватила меня под локоток и почти насильно усадила в кресло напротив себя.
– Ну, рассказывайте, Вольдемар, - вернувшись за стол, улыбнулась она, сверкнув очками в тонкой оправе, - как себя чувствуете, как настроение, как готовность вновь приступить к обучению студентов?
– А вы как думаете, - пробурчал я, - три декады проваляться в госпитале, с растущими руками, мучаясь мигренями от этого зелья памяти. Какое тут уж будет настроение.
В ответ магесса сочувственно покивала.
Угораздило же вляпаться. Особенно с зельем. Нет, Вольдемаром Локарисом оно меня не сделало, я продолжал себя идентифицировать как Сергеева Контантина Игоревича, но наша личность - это совокупность наших: памяти, характера и биохимических процессов физического тела. А память у меня теперь была двойная. Хочешь не хочешь, а почувствуешь себя другим человеком. Да и тело было Вольдемара, и даже чуточку его скверного характера мне передалось.
Понятное дело, всё это поводом для радости не служило.
– Ну ничего, - примирительно произнесла женщина, - главное, что всё хорошо закончилось, и вы вновь сможете заняться любимым делом.
Любимым, как же. Волдемар терпеть не мог студентов. Собственно, они отвечали ему тем же. Но, положа руку на сердце, я не мог слишком сильно его в этом винить.
Унылое детство, младшего, никому не нужного сына, проведённое за книгами. Издевательства подростков в школе и на улице, затем проснувшийся магический дар было вселил надежду на проблеск светлого будущего впереди, но в магической академии, в которую он поступил, гнобить другие студенты принялись его как бы не сильнее. Он не был сильным магом, и одиночество, и желание поменьше пересекаться с обидчиками, приводило его всегда в то место, где можно было не бояться нападок - большую библиотеку академии. Там он и проводил всё свободное от занятий время, всё больше и больше увлекаясь магической литературой. Поэтому, когда пришел срок выпускаться, впечатляющей магической мощи он экзаменационной коллегии не показал, но поразил всех своим глубоким пониманием теории магии и магических дисциплин. После чего коллегия единодушно приняла решении об оставлении его в академии для работы со студентами уже в качестве помощника преподавателя.
Он прекрасно понимал, что академия, это его единственный шанс хоть на какое-то признание и уважение, поэтому молча предложение коллегии принял и стал медленно, но верно, подниматься по карьерной лестнице, пока не стал профессором магии. К сожалению, в плане магического таланта, он оставался всё тем же посредственным магом.
– Конечно, - я кивнул, с серьёзным лицом, - все декады только об этом и мечтал.
– Замечательно, - просияла та, - как только вы три года назад перевелись к нам в академию Анкарна, я сразу почувствовала в вас фаната своего дела.
Анкарн это было название города, который академия вот уже более тысячи лет осчастливливала своим присутствием. Судя по воспоминаниям Вольдемара, не все жители такое соседство любили, но понимали, что без академии это был бы заштатный портовый городишко, каких десятки по всему побережью.
– А ведь ваши студенты вас заждались, - улыбнулась Сильвия, - соскучились по родному преподавателю.
– Да?
– с сомнением подёргал я себя за бороду, - неужели?
Насколько я помнил, Вольдемара они ненавидели стойкой ненавистью, за желчный характер и едкие, язвительные комментарии по любому поводу, а также за полнейшую беспощадность в плане выставления оценок. С чего уж тут им было соскучиться?
Тряхнув длинной неопрятной гривой волос, за время в госпитале ещё сильнее отросшей и вновь ожесточённо дёрнув бороду, я пообещал себе при первой возможности сбрить всё это безобразие, так надоевшее здесь. В этом я, всё таки, оставался больше Константином, чем Вольдемаром, для которого такое состояние волос на лице и голове было нормой.
– Соскучились, соскучились, - закивала головой ректор, - тем более вы им сделаете сюрприз, ведь никто точно не знал, сколько вы проведёте в больнице, поэтому никаких сроков им не сообщалось, как и сведений о вашем состоянии, поэтому, думаю, когда вы завтра появитесь на занятии, они приятно удивятся.
– Не сомневаюсь, - подавив, лезшую непрошенно, глумливую ухмылку, ответил я.
Удивятся, не то слово, вот только вряд ли приятно.
– Что ж, Вольдемар, - Нодерляйн вновь встала из-за стола, - завтра жду вас тут.
– Ах да, - остановила она меня, с милой улыбкой, - когда пойдёте, не забудьте подойти к моему секретарю, вам там надо будет решить небольшие финансовые вопросы.
Я вспомнил, что жил, в арендованной квартире в городе, за которую прошлые декады, ввиду известных обстоятельств, совсем не платил аренду и уточнил:
– Вы, наверное, об аренде квартиры?
– И о ней тоже, - покивала женщина, - мы конечно, со своей стороны сделали всё возможное, всё же вы наш сотрудник, пострадавший во время учебного процесса. Но секретарь вам объяснит подробнее, он должен был нужные бумаги составить.