Препятствие для Богини
Шрифт:
— Ты слышала, что сказал Джеймс, — ответила Ава. — Такое случается только если они верят, что заслуживают этого.
— А если на самом деле нет? Что если они верят словам других людей?
Она хотела было что-то сказать, но взяла паузу. — Я не знаю, — наконец ответила Ава. — Кажется, что в таком случае требуется твое вмешательство.
Я горько покачала головой. — Никто не заслуживает такой загробной жизни. Почему нельзя сделать так, чтобы все провели ее счастливо, вместо того, чтобы страдать?
— Не знаю, — мягко сказала Ава. — Прости,
— Великолепно, — фыркнула я. — Только два человека могут мне ответить, но один из них в заложниках, а вторая сбежала подальше. Я уверена, что как только Персефона меня встретит, то сразу же побежит рассказывать о тысячах лет своей жизни. Неудивительно, что она отказалась от бессмертия и убежала.
— Не говори так, — послышался позади нас голос Джеймса, и я подскочила. Он был ближе, чем я думала. — Персефона прошла через ад. Она заслуживает счастья.
И снова это слово. Мне было плевать на то, чего заслуживала Персефона. Я судила по ее поступкам. — Именно поэтому наша вылазка может оказаться бессмысленной. Что если она откажется помогать?
— Персефона лучше, чем ты о ней думаешь, — ответил Джеймс. — Генри забил тебе голову историями, где он якобы жертва, но они оба пострадали. Он жил с любимой женой, которая не отвечала ему взаимностью, а она — с нелюбимым мужем и работой, от которой стала несчастной. Не стоит ее за это ненавидеть.
Я стала нервно ерзать. Я видела Джеймса таким только в той комнате Эдема, где он отстаивал перед Генри мое право покинуть поместье. Вновь увидев его гнев и осуждение, мне захотелось спрятаться под бревном.
— Я не ненавижу ее, — тихо сказала я. — Мне горько лишь от того, что я никогда не стану для Генри той, кем была она. Я ненавижу то, что она могла выполнять свою чертову работу, ни разу не захотев помочь другому, и что Генри никогда и слова не сказал против нее.
Сжав губы в тонкую линию, Джеймс опустил на землю горстку веток, которые успел собрать, и стал сооружать из них пирамидку для костра, что напомнило мне о временах в Эдемской школе, где он делал то же самое с картошкой фри. До того, как я узнала, что он — бог. До всего, что успело произойти. — Они провели с Генри тысячи лет. А ты только год. Всему свое время.
— Не стану повторять, что Генри любит тебя, — сказала Ава. — Можешь верить, можешь нет, но я не стала бы тебе лгать.
— Я знаю, и я верю, но вы оба не видите, как он ведет себя со мной. — Неважно, сколько лет мы проведем вместе, он всё равно не полюбит меня так же, как любит Персефону. Нельзя любить двоих одинаково. Это невозможно.
Джеймс закончил с растопкой, и стал потирать руки, будто пытаясь согреться. Мгновение спустя ветки начали потрескивать, а потом заполыхали ярким огнем. — Он ведет себя так со всеми, но это не значит, что ему плевать.
Но я не была «всеми». Я была его женой. Его королевой. Его партнером. — То есть я должна принять как норму то, что мой муж не хочется ко мне прикасаться?
— Ты сама согласилась на это, — ответил Джеймс, и я одарила его сердитым взглядом. — Не смотри на меня так. Я предупреждал, что он не будет вести себя так, как ты хочешь. Он не виноват, что он тот, кем является.
— Хочешь сказать, что я давлю на него? — сказала я, и поняла, что говорила правду. Щеки зарделись. Я ненавидела, что переполнявшее меня отчаяние перекрывало логику и здравый смысл, и злилась на себя за это. Я лишь хотела знать, что важна для него. Что он не просто выполняет свою работу. Я не хотела принуждать Генри, но мне были непонятны его действия, и от того я не знала, что чувствовать, особенно когда отдавала свою жизнь ради расплывчатого будущего.
Я сунула руку в карман и коснулась цветка. Его слова перед началом церемонии… что он хотел видеть меня рядом. Их мне достаточно. Должно быть достаточно.
— Да, — ответил Джеймс, не обращая внимания на то, как глубоко его слова ранили меня. — Это твоя вина. К лучшему или к худшему, но ты согласилась, поэтому потерпи больше одного дня. Я ценю твой выбор, но самобичевание ничего не решит. У нас есть дела и поважнее. Так что возьми себя в руки и пойми наконец, что Генри тебя любит.
Он был прав. Я должна собраться. Сначала нужно решить более важные вопросы, а потом я смогу выяснить отношения с Генри, если когда-нибудь снова увижу его.
Вспомнив церемонию и ее последние минуты, проведенные с Генри, я закрыла глаза и с губ моих сорвался дрожащий вздох. — Я сомневалась.
Молчание. — Что? — наконец спросила Ава в пол голоса.
— Во время коронации Генри спросил меня, хочу ли я этого. Я засомневалась.
— Я заметил это, — сказал Джеймс. Я посмотрела на него и увидела, что он стоял, прислонившись к дереву и скрестив руки на груди. Конечно же заметил. — Это ничего не значит, так что не обращай внимания. Ты вправе сомневаться.
— Джеймс! — воскликнула Ава, а он пожал плечами.
— Это правда, и ты это знаешь. Мы можем притвориться, что дело только в Генри, и что Кейт просто повезло, но вспомни каково это — отказаться от смертной жизни. Нелегкий выбор.
— То, что я имела тогда, не сравнится с тем, что я имею сейчас. Меня все любят, — сказала Ава, и Джеймс слабо улыбнулся.
— Ага, мы все без ума от тебя, — ответил он. — Но это только потому, что ты бомба в постели. А в стальном — заноза в заднице.
Ава потянулась и отвесила ему пощечину, и как только былое напряжение сошло на нет, я изо всех сил старалась не представить их вместе. — Вы… — сказала я задушенным голосом.
Джеймс стал пялиться на огонь, а Ава пожала плечами. — Я ведь богиня…
— Красоты и любви. Да, я уже поняла. — Я нахмурилась. — Есть кто-нибудь, с кем ты не успела переспать?
— Папочка и Генри, — сказала она, и я подумала, что это лучше, чем ответ «нет». — Хотя технически Папочка мне не отец, я всё равно даже думать об этом не хочу.