Препятствие для Богини
Шрифт:
Я открыло было рот, чтобы сказать ему, чтобы шел куда подальше, но ничего не вышло. На глаза навернулись слезы, и я, не думая, выпалила то, что спутанным комком вертелось в голове: — Ты вправду в это веришь? Думаешь, что он не любит меня?
Джеймс поджал губы и протянул руку, чтобы коснуться меня, но я отстранилась. — Он любит тебя, но да, есть вероятность того, что он не станет тем, кем ты хочешь. Есть риск, что на этот раз ты займешь место Генри, а он — Персефоны.
Я бесконечно буду тянуться к тому, кто меня не хочет. Я хотела огрызнуться и
— Всё, чего я прошу — подумать, хочешь ли ты этого, — тихо сказал Джеймс. — Если ты решишь, что нет, то никто не принудит тебя. Я также не прошу, чтобы ты провела свою жизнь именно со мной. Я просто хочу, чтобы ты связала себя с тем человеком, который будет ценить тебя так, как ты того заслуживаешь. Именно ты контролируешь свою судьбу, Кейт, а не мы. И не Генри.
Я прижала охапку веток к груди, и, проглотив ком в горле, сказала: — Хорошо. Я подумаю. Но прекрати уже говорить мне об этом, ладно? Пожалуйста. Особенно когда Генри нет рядом и он не может тебе возразить.
Джеймс согласно кивнул, и я успокоилась. Вздохнув, я взяла себя в руки и расправила плечи. Генри сможет доказать Джеймсу, что тот не прав, и когда он сделает это, то все аргументы Джеймса станут бессмысленными. И всё снова станет на свои места.
— Ты хотя бы объяснил Генри, что между нами ничего не было? — спросила я, довольная тем, что голос вернулся в норму. Поплачу в другой раз.
Его молчание было красноречивее слов. Зарычав, я пулей бросилась к нашему лагерю, не обращая внимания на череду извинений, доносившихся следом.
Я буду верна Генри до тех пор, пока он желает видеть меня рядом. Если нет, если наша совместная жизнь была для него лишь сковывающей цепью, то лучшее, что я могла сделать, — освободить его. С другой стороны, для меня тяжелым бременем оставались надежды матери; любить одного человека тысячи лет — это сложно. Вполне возможно, что Генри сдерживали те же сомнения. И если он и вправду верил, что между мной и Джеймсом что-то произошло, то это первое, что я должна исправить, как только появится шанс.
И все же, я любила своего мужа. Возможно однажды он поймет это.
Добравшись до лагеря, я бросила ветки на землю, и тяжело опустилась на рядом стоящий пень. Джеймс пришел следом за мной и начал заниматься сооружением растопки, а закончив, стал разжигать огонь. Мне было бы тяжело спать под звуки музыки, доносившиеся с места карнавала, но похоже, что Персефона вообще не собиралась спать. Еще одно преимущество смерти.
Ава и Персефона продолжали ссориться, но первая, по крайней мере, поняла, что продолжать это бесполезно, поэтому после очередного раунда пререканий просто сдалась. Персефона еще раз попыталась задеть ее, но как только стало ясно, что у Авы
— Сколько у тебя было видений? — спросила она. Костер загорелся, и Джеймс уселся на землю в нескольких футах от него. Сквозь пламя огня я видела, как на его лице пролегли тени, от чего он казался старше положенных его внешности лет.
Я пожала плечами. — Кажется, три. Все про одно и то же место.
— А получалось их контролировать? — Я покачала головой. — Они случаются с равными интервалами?
— Нет. — Я глядела на свои руки, не в силах смотреть на Джеймса. — Ты спала с Генри?
Персефона мгновение молчала, и когда я взглянула на нее, в свете огня ее лицо казалось каким-то искаженным.
— Я понимаю. Ты не должна отвечать.
На долю секунды наши взгляды встретились, и когда она выпрямилась, выражение ее лица стало мягче. — А ты?
Я кивнула. — Один раз, в марте. А сейчас октябрь, — добавила я. — Кажется.
Персефона накрутила на палец локон своих белокурых кудрей и вздохнула. — Раньше я могла сказать какое идет время года. Волосы меняли свой цвет даже после смерти, но через некоторое время перестали. — Она слегка улыбнулась. — Сейчас они в поре лета.
Это объясняло, почему на фотографии, которую хранил Генри, ее волосы были другого цвета. — Когда… когда они у тебя становятся рыжеватыми?
— Осенью. С ее наступлением появляется слегка медный оттенок, а зимой становятся черными. Весной — коричневыми.
Точно. Джеймс объяснял, что отражение не показывает действительности. Оно показывает то, чего хотел владелец фотографии. Получается, Генри хотел видеть ее улыбку с каждым приходом осени.
— Я не думала спать с ним, — сказала я и сделала паузу. — Звучит смешно, да? Одним из испытаний было вожделение; Генри всячески защищал меня от убийцы, поэтому Каллиопа решила саботировать испытание, подсыпав нам афродизиак.
Персефона неодобрительно цокнула языком. — Тебе было тяжело?
— В смысле? — осторожно спросила я. Был ли это сарказм?
— Что ж, похоже ты любишь его. — Я кивнула. — Я рада, что у него есть ты. Он заслуживает любви. — Она замялась, а потом неохотно, будто признавая какой-то глубокий, темный секрет, сказала: — Иногда я волнуюсь за него. Ужасно, что ваш первый раз случился по вине афродизиака. — Персефона посмотрела на Аву. — Афродита рушит всё.
— Это была не я, — возразила Ава, удивившись. — Меня даже рядом не было.
— Афродизиак назван в честь тебя.
Я хотела было возразить, но Ава вздохнула и промолчала. Персефона презрительно махнула рукой в ее сторону.
— Неважно. Ты мне сказала, что мама решила зачать тебя только из-за меня, а потом и всё остальное случилось… Представляю, как это нелегко. Я сожалею.
Я не знала, что сказать. Возможно бесконечные ссоры с Авой утомили ее. — Это самое приятное, что я от тебя слышала.
— Не думай, что я продолжу в том же духе, — фыркнула она. — И, отвечая на твой вопрос, да. Один раз.