Прерванная дружба
Шрифт:
– Пошёл вон отсюда! – раздался за дверью сердитый голос слуги. – Нечего туг околачиваться! Знаем мы вас – сейчас что-нибудь стащишь!
Хосе явно срывал на ком-то зло за провал своего кандидата. Тихий дрожащий голос быстро произнёс что-то в ответ, Рене уловил только слово «переводчик».
– Ещё чего! – возмущённо закричал Хосе. – Посмотрел бы ты, как он только что вытолкал взашей приличного, хорошо одетого человека. Станет он с таким оборванцем разговаривать, как же!
Рене поднял занавес и выглянул наружу.
– В чём дело, Хосе? Ещё один?
– Пугало, господин, настоящее пугало! Я знаю, что вы с таким не захотите разговаривать.
– Не твоё дело рассуждать. Где он?
– Я его прогнал, господин. Я думал…
– Ну так в другой раз не думай, а делай, как тебе говорят. Немедленно верни его.
Вспомнив, что совсем недавно отругал Хосе за то, что тот не желал думать, Рене опустил занавеску и сел.
«Боже мой, – подумал он. – Я становлюсь похожим на беднягу Дюпре. Так разговаривать со слугой, который не смеет ответить мне тем же!..»
Занавеска бесшумно поднялась и опустилась. Обернувшись и увидев стоящего в дверях человека, Рене от неожиданности чуть не привскочил. Это действительно было пугало.
Хосе, пожалуй, можно было простить – во всём Эквадоре, наверно, не нашлось бы более жалкого человеческого отребья. Бедняга дошёл до того состояния, когда само несчастье внушает скорее гадливость, чем сочувствие. Рене посмотрел на грязное тряпьё, на босые израненные ноги, затем перевёл взгляд на изуродованную левую руку, на обнажённое плечо, такое исхудалое, что сквозь кожу отчётливо проступали кости, на горевшие голодным, волчьим блеском глаза под спутанными космами чёрных волос. Метис, конечно; однако этот бронзовый оттенок кожи скорее походил на загар, чем на естественный цвет. Но как мог европеец оказаться в таком отчаянном положении?
«Что довело его до этого?» – подумал Рене и с пробудившимся интересом всмотрелся в лицо незнакомца. Оно выражало только одно – голод. Пожав плечами, Рене стал задавать обычные вопросы.
– Вы предлагаете свои услуги в качестве переводчика? До сих пор человек молчал. Он всё ещё стоял у двери, держась за занавес и учащённо дыша. Теперь он ответил шёпотом:
– Да.
– Какие языки вы знаете?
– Французский, испанский, английский, кечуа, гуарани и… некоторые другие.
Рене улыбнулся. Он уже привык выслушивать громкие заверения; при проверке обычно обнаруживалось, что дальше ломаного испанского и скверного кечуа дело не шло.
– Вы когда-нибудь раньше исполняли обязанности переводчика?
– Постоянно – нет, но мне нередко приходилось переводить. У меня получалось неплохо.
Испанским он несомненно владел лучше большинства метисов, и его голос звучал необыкновенно мягко. Незнакомец говорил тихо и неуверенно, без присущей метисам крикливой интонации. Рене не стал проверять, как он знает французский, и разговор продолжался на испанском языке.
– Какие у вас рекомендации?
– Никаких.
– Как? Неужели никто не может за вас поручиться?
– Меня здесь никто не знает. Я не здешний. Я пришёл с юга.
– Но откуда вы пришли сейчас? Из Кито?
– Нет, из Ибарры.
– Как же вы сюда добрались?
– Через горы, по пешеходной тропе на Гуаллабамба. Я услышал, что вам нужен…
– Из Ибарры! С такими ногами! Но до Ибарры шестьдесят миль!
– Я… когда я пустился в путь, ноги у меня были здоровы, это я об камни. Река как раз разлилась… Рене окинул его недоверчивым взглядом.
– В такую погоду вы перешли горы? Один?
– Я боялся опоздать. Ноги заживут – это всё пустяки. Я обычно хромаю гораздо меньше, чем сейчас, сударь. Я не буду отставать.
С этими словами человек порывисто сделал несколько шагов вперёд, отойдя наконец от двери. Что бы он ни говорил, сейчас он хромал так сильно, что ему пришлось опереться рукой о стол. Рене уже заметил покрытую шрамами левую руку, на которой не хватало двух пальцев. Сейчас он взглянул на правую, здоровую, ожидая увидеть на ногтях голубоватые лупки, изобличающие метиса.
«Да он же белый!» – поразился Рене.
Загар на руке был почти кофейного цвета, однако, ногти неопровержимо доказывали, что в жилах этого человека нет ни капли туземной крови.
«И такая изящная рука, – с недоумением думал Рене.
Он чем-то не похож на настоящего бродягу. Может быть, его довело до этого пьянство? А если нет, есть смысл его испытать».
Рене ещё раз всмотрелся в незнакомца, и его поразило нечеловеческое напряжение в тёмных глазах, оно вызывало у него ощущение неловкости, раздражало своей неуместностью. Почему он так смотрит? Что с ним случилось? Нет, ничего не выйдет; разве можно связываться с человеком, у которого такое лицо? Того и гляди, перережет ночью кому-нибудь горло или уйдёт потихоньку в лес и повесится. Брр!
– К сожалению, – сказал Рене, – вряд ли вы нам подойдёте. Нам нужен… несколько иной человек.
Ни один из отвергнутых Рене «переводчиков» не ушёл без крика и споров, без попытки его разжалобить. Этот же шагнул вперёд, с глубоким отчаянием заглянул Рене в глаза и, не говоря ни слова, повернулся к выходу.
– Подождите! – воскликнул Рене. Худые плечи человека дрогнули, он остановился и, медленно повернувшись, застыл, опустив голову.
– Я не приму окончательного решения, не поговорив с начальником экспедиции, – продолжал Рене. – Особенно на это не рассчитывайте – я не думаю, чтобы вы нам подошли, но можете всё-таки подождать его.
Рене охватило нелепое и мучительное чувство стыда, как будто он сделал что-то отвратительное, как будто он подло ударил существо, неспособное защитить себя.
«Чёрт бы его побрал, – думал он. – Ну что я могу поделать? Брать его просто глупо – он обязательно заболеет, и нам придётся с ним возиться. Он, наверно, и ворует. Да к тому же у него, кажется, чахотка».
Человек вдруг поднял глаза. Они были не чёрные, как сначала показалось Рене, а синие, цвета морской воды.
– Если… если вы не можете взять меня переводчиком, сударь, может быть у вас найдётся какая-нибудь другая работа? Я могу…