Прерванный полет «Боинга-737»
Шрифт:
— Разве неизвестность не страшна?
— Неизвестность — это неопределенность, — ответил Соболев, не задумываясь. — А какое может быть отношение к неопределенности? Неопределенное.
— Да ты, брат, философ похлеще покойного лейтенанта Максима Рыбакова, — усмехнулся Андреев.
— Нет, товарищ майор, я не философ, я — практик. Воображения маловато, поэтому приходится принимать мир таким, каков он есть. Без выдумок. У меня, товарищ майор…
— Тсс!
Андреев пригнул голову сержанта к земле, не дав ему закончить предложение. Метрах в пятидесяти
— Рехнулся? — прошипел майор ему на ухо. — Никакой пальбы.
Кивнув, сержант извлек из чехла клинок, имевший собственное имя. «Друг» — так нарек его Соболев, и нож полностью оправдывал это название. Незаменимый, надежный, безотказный, годящийся на все случаи жизни.
Андреев вооружился точно таким же, только с выкидным лезвием, то есть не просто ножом разведчика — НР, а ножом разведчика специальным, НРС.
В этот момент завибрировал мобильник майора. Он сунул руку в карман, чтобы отключить его, но шестое чувство подсказало ему, что следует проверить, кто звонит. Прикрыв руками и телом телефон, он увидел на экране надпись «Захар». Заместитель прислал сообщение: «Шумните. Мы на подходе».
Сложив ладони возле губ, Андреев издал протяжный высокий звук, имитирующий вой шакала, выждал четыре секунды и повторил условный сигнал. С той стороны, где был услышан шум, донесся ответный вой, тоже прозвучавший дважды. Андреев два раза ударил камнем о камень и вновь получил соответствующий ответ.
— Наши, — сказал он Соболеву, после чего оба уставились в ту сторону, откуда должны были появиться Захаров и Прохоров.
Некоторое время глаза никого не различали в темноте, лишь уши ловили звуки, свидетельствующие о приближении людей.
— Как пьяные идут, честное слово, — прокомментировал Соболев, и возразить на это было нечего.
Андрееву и самому не нравилось, как шумно и неуклюже передвигаются его заместитель и отправленный вместе с ним сержант Прохоров. Шарканье и сопение выдавали их местонахождение издалека. Командир группы решил задать выволочку подчиненным, когда они доберутся до наблюдательного пункта, но мысли об этом вылетели из его головы, когда он увидел, в чем дело.
Пошатываясь на горной тропе, пролегающей прямо по гребню длинного пологого отрога, шли не двое бойцов, а только один, потому что второй висел у первого на плечах и не подавал признаков жизни. Его ботинки волочились по земле.
— Помоги, Соболь, — приказал шепотом майор, а сам приложил прибор ночного видения к глазам и осмотрелся, проверяя, нет ли погони.
Когда Соболев помог приволочь бесчувственное тело капитана Захарова, сержант Прохоров без сил упал на землю.
— Километров… пять… отмахал, — прохрипел он, задыхаясь. — А капитан — это вам не котенок. Плюс снаряжение, мое и его…
— Что с ним? — перебил его Андреев, склонившись над заместителем, лицо которого в темноте было таким же бледным, как луна.
— Змея, — пояснил Прохоров, жадно глотая воду из фляжки. — Он оступился,
— Давно укусила?
— Да где-то с час назад.
— Место укуса обезвредил?
— Прижег и три таблетки ретрозина заставил разжевать. Только не помогло. «Вертушку» вызывать надо.
— Засветить нас хочешь? — обозлился Андреев. — Что ж ты за боец, если грамотно первую помощь товарищу оказать не можешь? Вернемся — ты у меня над инструкциями месяц корпеть будешь! Год! — Он склонился над распухшей ладонью Захарова, поцокал языком и раскрыл нож. — Плохо дело. Придется резать.
— Вы что? — испугался Прохоров. — Своего резать? Он же, может, отойдет еще.
— Дурак ты, — проворчал Соболев, наблюдая за тем, как нож ловко вспарывает рукав капитана, шепчущего что-то бессвязное в бреду. — Ты что, думаешь, майор его убить собрался?
— А что тогда? — спросил Прохоров. — Руку ему отчекрыжить?
— Ты не просто дурак, а дурак в квадрате, — обронил Андреев, не оборачиваясь. — Да еще полный профан в придачу. Смотри и учись.
Блестящее лезвие прошлось по обнажившейся руке капитана Захарова, от запястья до локтевого сгиба, а потом, задержавшись, скользнуло выше, к самому плечу. Из длинной узкой раны хлынула кровь.
— Спирт! — потребовал Андреев и тут же получил от Соболева требуемое. — Антисептик!
От жгучей боли Захаров очнулся, слабо застонал и приподнял голову, чтобы понять, где находится и что с ним происходит.
— Порядок, Захар, — успокоил его командир группы. — Скоро будешь как огурчик. Отравленная кровь стечет — и порядок.
Соболев уже деловито рвал оболочку на индивидуальном медицинском пакете, чтобы перебинтовать капитана, когда настанет время. Пристыженный Прохоров наблюдал за операцией издали, мысленно обещая себе восполнить пробелы в образовании. Вид у него был несчастный, но никто его не утешал. Не принято это было в подразделении «Оса».
Спустя полтора часа подтянулись Лазарев, Архипов, Козлов, Бодрый, Чернов, Мухин, Дроздов и Фомин. Их встретил и проводил к месту сбора Соболев, потому что Андреев снова вышел на связь с генералом Комаровским.
Начальник управления Антитеррористического центра ждал этого вызова. Напрасно жена, сверяясь с кулинарной книгой, наварила ему любимых вареников с творогом, Комаровский не приехал к ужину и не намеревался покидать управление до завершения операции.
— Доложи обстановку, майор, — потребовал он.
Андреев сделал это четко и немногословно, упомянув об укусе Захарова гюрзой.
— Ясно, — сказал Комаровский, внимательно выслушав подчиненного. — Ну, и какое решение ты бы принял?
— Предлагаю атаковать, товарищ генерал.
— Вот так прямо и атаковать? — переспросил Комаровский.
— Так точно, — настаивал Андреев. — По-моему, у нас есть неплохой шанс отбить у боевиков заложников, а самолет уничтожить.
— Шанс-то он, конечно, есть, да только, как ты правильно заметил, неплохой, а должен быть стопроцентный.