Преступление и наказание
Шрифт:
— А кто его сказал?
Гиермо молчал, листая Библию в одну сторону, потом в другую. Наконец ткнул пальцем в страницу.
— Вот Иоанн говорит…
— Богохульник! — возмутился я, — Ты хочешь сказать, что Иоанн был раньше Бога?
В тот день Гиермо не раздавал в обычное время бумажки. Листал и листал Библию.
Потом подошёл ко мне и не очень уверенно произнёс:
— Это слово сказал Бог.
— Кому?
— Никому. Просто сказал.
— Зачем?
Но Гиермо, как оказалось, придумал противоядие. Раскрыл
— С твоего позволения я прочитаю?
— Читай.
И он начал читать, что надо почитать и восхвалять Бога и его деяния. Я дождался окончания одного псалма, второго, третьего.
— Аминь, аминь, аминь, Гиермо! Ты считаешь меня дураком?
— Нет, не считаю. Но мы все — пыль в этом мире. Мы состоим из костей и мяса…
— Это ты из костей и мяса, а у меня ещё и мозги есть. Покажи мне ответ на вопрос: Кто сказал слово «Бог»?
— Да ну тебя, — махнул рукой Гиермо и пошёл снова читать святые слова.
Чем больше мы общались, тем веселее проходило время.
В тюрьме можно получить диетическую еду. Гиермо умудрился получить самую диетическую диету. Промытые макароны или такой же рис, или пара варёных картофелин. Нехватка калорий сказывалась не только на мозгах, но и на теле. И он выпрашивал у других зэков маргарин, хлеб, джем. Попросил как-то и у меня. Мне не жалко, я здешнего хлеба мало ем, не вкусный он. Иногда получалось, что я приносил ему хлеб, а он уже наполучал от других. Это был бы не я, если бы не использовал это для очередной шутки.
— Бог сказал мне, что тебе нужен хлеб, — протягиваю ему булку, а он уже держит в руках другие четыре. Гиермо, не подумав, заявляет.
— А я не просил.
— Ты обозвал Бога обманщиком! — притворно ужасаюсь я.
— Гиермо! Какая разница в температуре между раем и адом? А то я не люблю прохлады.
— Э-э… В раю ты будешь с Богом.
— Меня мало интересует, с кем я там буду, хотя я предпочёл бы голых девок. Я тебя про температуру спрашиваю.
— Ну-у…, не знаю.
— Карамба! А шефа спросить?
Однажды, когда я сильно устал от слов «слава Всевышнему», «любим Бога», «всё в руках Божьих», «Бог наш», я спросил у негра:
— Гиермо! Ты веришь, что Земля крутится?
— Как это крутится?! Земля — это центр Вселенной. Бог сделал так, что Солнце летает вокруг Земли и освещает её со всех сторон. Поэтому у нас сейчас утро, а в Америке ночь.
— А Луна? — неуверенно интересуюсь я.
— Луну Бог сделал для того, чтобы она давала свет ночью.
Я с трудом сдерживаюсь.
— Бедный Галилей! Я тебе всё это могу прокоментировать одним словом. Но это слово расское и не имеет перевода ни на какой другой язык, включая твой родной — африканский.
— У меня нет родного африканского. Моя страна была испанской и английской колонией. Поэтому я не говорю на других языках.
Я получил повестку на суд. Гиермо подошёл ко мне.
— Почему ты не попросишь Бога, чтобы он повлиял на прокурора и судью?
— А твой шеф что, не знает о моём деле?
— Бог знает всё!
— Ну, тогда нечего ему надоедать.
— Если ты Бога попросишь, он услышит тебя и поможет.
— А ты молишься и просишь?
— Конечно.
— Значит, ты — эгоист и попрошайка. Потому что просишь только для себя.
— Нет, что ты! Я прошу для всех людей.
— Тогда ты дурак, потому что они и сами попросить могут. Но я тебе разрешаю попросить что-нибудь для меня.
Потом его тоже стали возить на суд. Восемь раз подряд (это рекорд). Он съездил на слушания, начал разговаривать на родном африканском со своими подельниками (чудо!), которые тоже сидели в нашем блоке. И после трёх лет, семи месяцев и двенадцати дней предварительного заключения Гиермо и его товарищи были выпущены на свободу за отсутствием состава преступления.
Слава Всевышнему! Услышал-таки и помог.
ШНАПСИК
— У меня изжога, — пожаловался бывший советский зэк, — Задрала уже эта жратва, огурцов солёных хочу, капусты квашеной.
— И пива жигулёвского, подкалываю я.
— Не отказался бы. С водочкой. Не, не могу терпеть! Пойду мочу с водой глотну.
Отправившись через некоторое время в том же направлении, я обнаруживаю оживлённый разговор. Испанец ни в зуб ногой по-русски, а экс-советянин знает полтора десятка слов на каждом иностранном. Больной уже выпросил аборигена глотнуть жидкости для полоскания рта и теперь речь шла о повторении. Оба обрадовались моему появлению.
— Скажи ему, что в этой жидкости нет алкоголя.
— Скажи ему, пусть не жадничает. Мне сразу полегчало в желудке. Если ещё глотну, совсем успокоится.
Добросовестно перевожу обоим сказанное. Испанец встал в глухую оборону: алкоголя нет и нечего портить продукт. Экс-советянин продолжал настаивать:
— Ну дай! Что, тебе жалко что ли? Это — шнапс, шнапс, андестенд? Вот же зараза! Зимой снега не выпросишь. Шнапсик хренов!
Так он у нас и остался Шнапсиком.
ШНАПСИК СПЯТИЛ
Я сидел со Шнапсиком в одной камере. Как и все параноики, он слушал мою, временами правильную, испанскую речь, и всё больше убеждался, что я — специально подсаженный к нему полицейский агент. Постепенно его подозрения переросли в уверенность, депрессия сменилась агрессивностью и он стал защищаться. Защищаться, как крыса, загнанная в угол.
Занимаясь моими делами и перемещаясь по камере, я обратил внимание, что Шнапсик постоянно вертит головой, не выпуская меня из своего поля зрения.