Преступления и призраки (сборник)
Шрифт:
Тут Крибб впервые проявил признаки интереса. Лениво обернувшись к драчуну, он заметил:
– Здесь плясать не разрешается, сэр.
– Я не пляшу. Я боксирую!
– Хорошо, называйте это как вам угодно, но прекратите.
– Я буду с тобой драться. Я задам старине Тому!
– Как-нибудь в другой раз, сэр. Сейчас я занят.
– Где мои ребрышки? П-а-аследний рраз спрашиваю!
– Какие ребрышки? – удивился Том. – О чем он толкует, господа?
– Ты уж пррости, Том, но я должен задать тебе ха-аррошую трепку. Да-да, Том, извини, но ур-р-ок… тебе нужен ур-р-ок.
Он месил кулаками воздух, забыв приблизиться
– Что за стих на тебя напал, Джордж?
– Я его п-п-очти побил!
– Вы меня удивляете, мистер Трелони, – Том укоризненно посмотрел на более трезвого господина.
– Ничего не смог поделать, Том… Он все время смешивает портвейн и бренди!
– Уведите его.
– Пойдем, Джордж, тебе нужен свежий воздух!
– Нни-чего-п-подобного! Нет, сэр. Второй раунд. Улыбайтесь. Врремя!
Том Крибб подал знак, и дюжий служитель, вскинув драчливого визитера на плечо, вынес его вон, потряхивая, как мешок, а приятель поплелся следом. Крибб засмеялся:
– Редко вечер обходится без подобной мороки!
– Ей-богу, – хмыкнул Хоукер, – у меня бы они по второму разу не появлялись. Так бы отделал, что родная девка не узнала бы.
– Мне жалко их бить. Бедняжкам так приятно потом рассказывать, что они стукнули чемпиона Англии!
Гостиная стала заполняться. В одном углу образовалось скопление у столика букмекера. Другим центром притяжения служила стойка бара: там франты помоложе, широко улыбаясь, наперебой болтали с Люси, которая вполне способна была постоять за себя. Крибб ушел в зал, готовить ринг, а Хоукер переходил от одной кучки гостей к другой, вызывая у этих бесстрашных мужчин, заядлых коноводов из отдаленных графств, сорвиголов, опытных во всех видах спорта, смутное ощущение неприязни; оно проявлялось в том, как сдержанно они отвечали на его краткие приветствия. Возле одной из групп болтающих он задержался, сардонически посматривая на юношу, который держался несколько поодаль, прислушиваясь к веселой беседе, но не вступая в нее. Он был прекрасно сложен и красив, особенно поражала его голова, увенчанная шапкой рыжеватых кудрей. Скульптор мог бы пригласить его позировать для статуи Адониса, если бы не увечье – одна нога была немного короче другой, и ему приходилось носить особую, неэлегантную обувь с толстой подошвой.
– Добрый вечер, Хоукер, – сказал он.
– Добрый вечер, Байрон. У вас сейчас один из «часов праздности»?
Он намекал на сборник стихотворений, который молодой лорд недавно опубликовал и попал под яростный обстрел критиков.
Намек раздосадовал поэта – он весьма болезненно воспринимал ситуацию.
– Сегодня, по меньшей мере, меня в праздности не обвинят, – ответил он. – Я проплыл три мили вниз по течению от Ламбета, чего, кажется, и вы не делали.
– Недурно, – сказал Хоукер. – Я слышал похвальные отзывы о вас также у Анджело и Джексона [67] . Но для фехтования нужны быстрые ноги. Я бы на вашем месте отдал предпочтение воде.
67
Хоукер упоминает известных в свое время учителей фехтования, у которых имелась своя школа.
Он как бы невзначай бросил взгляд вниз, на увечную ногу юноши. Серо-голубые глаза Байрона вспыхнули от негодования.
– Когда мне понадобятся ваши советы относительно моих личных привычек, сэр Джон Хоукер, я сам спрошу вас!
– Да я не хотел вас обидеть, – сказал Хоукер небрежно. – Я человек прямодушный и всегда говорю то, что думаю.
Лорд Рафтон подергал Байрона за рукав и прошептал: «Довольно!»
– Разумеется, – добавил Хоукер, – если я кому-то не угодил, меня всегда можно найти в клубе Уайта или на квартире, на Чарльз-стрит.
Байрон, человек совершенно бесстрашный и готовый, хотя он был пока лишь студентом Кембриджа, противостоять любому противнику, собирался парировать эту реплику, несмотря на дружеское предостережение лорда Рафтона, но тут в гостиную влетел Том Крибб, и сцена переменилась.
– Все готово, милорды и джентльмены! Бойцы на местах. В первой паре Джек Скроггинс и Бен Берн.
Компания задвигалась, направляясь в зал. Пока зрители проходили в дверь, Хоукер неспешно подошел к безрассудному баронету, сэру Чарльзу Тревору, и тронул его за плечо.
– Мне нужно поговорить с вами, Чарльз.
– Будьте вы неладны, Джон, я спешу, чтобы занять место возле ринга!
– Обойдетесь. У меня к вам дело.
Гостиная опустела. Дьявол Хоукер и сэр Чарльз остались одни, не считая Джейкса, который подсчитывал выручку в дальнем углу за своим столиком, и девицы Люси – она ходила туда-сюда за стойкой. Хоукер подвел сэра Чарльза к креслам, стоявшим посреди комнаты.
– Дело мое касается тех трех тысяч, которые вы, Чарльз, задолжали мне. Мне больно упоминать об этом, но делать нечего – я сам в долгах, и справиться с ними не так-то легко.
– Я помню об этом, Джон. Все уладится.
– Имейте в виду, дело срочное!
– Я непременно заплачу. Дайте мне немного времени.
– Сколько?
– У меня в Селинкорте сводят дубовый лес. К началу осени управятся. И тогда я смогу получить аванс, который покроет все долги.
– Я не хочу торопить вас, Чарльз. Но если пожелаете попытать счастья, чтобы избавиться от долга, я готов немедленно вам посодействовать в этом.
– Что вы имеете в виду?
– Либо мы квиты, либо сумма удваивается. Шесть тысяч или ничего. Если не боитесь рискнуть, я предоставлю вам шанс.
– Слово «бояться» не нравится мне, Джон!
– Вы всегда были храбрым игроком, Чарльз. В данном случае решение – за вами. Но если выпадет удачная карта, вы сразу избавитесь от долга. Впрочем, если Селинкортский лес весь идет под топор, вам не будет уже разницы – шесть тысяч или три.
– Что ж, предложение спортивное, Джон. Вы сказали «если выпадет удачная карта». Подразумевается, что карту тянем один раз?
– Почему бы и нет? Победа или потеря. Что скажете?
– Я согласен.
Рядом на столике лежала колода карт. Хоукер протянул руку и взял ее.
– Эти подойдут?
– Вполне!
– Желаете перетасовать? – сэр Джон щелкнул пальцем по колоде.
– Нет, Джон. Берите как есть.
– Итак, единственная попытка?
– Именно так.
– Вы первый?
Сэр Чарльз Тревор был закаленный в боях картежник, но никогда прежде от выбора одной-единственной карты не зависела такая сумма – три тысячи фунтов. Однако, будучи азартным игроком, он выдернул карту, перевернул и рассмеялся: это была дама треф.