Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы

Мамичев Дмитрий Анатольевич

На следующий день обнаружили тело еще одной девочки, с длинными светлыми волосами. На вид ей было около восьми лет. Ее убили с исключительной жестокостью, почти все ее кости были переломаны. Потом выкопали еще тела, но их невозможно было опознать.

Полицейские взломали дверь и вошли в дом. Их встретило невероятное зловоние. Стало ясно, как совершались преступления. Перегородка из ткани отгораживала небольшое помещение, в котором стояли скамья и грубый стол. Здесь путники принимали пищу. Стол был поставлен так близко к перегородке, что гостю приходилось прислоняться к ней головой — в результате ее положение было хорошо видно сзади. Тогда отец или брат подкрадывался сзади с молотком каменотеса (его тоже нашли

в доме) и обрушивал удар. Посередине комнаты в полу был люк, из ямы под которым и доносился запах. Его открыли. Яма оказалась пропитанной запекшейся кровью. Когда жертве перерезали горло, ее бросали в эту яму. Для каких целей — об этом могли сказать лишь сами Бендеры.

Но их судьба загадочна. Фургон, на котором они бежали, был найден в неосвоенных землях пустым. Он был изрешечен пулями, повсюду виднелись следы крови, но не было и следа семьи. Пока детективы разыскивали их, толпа в Черривейле в ярости творила непристойные вещи. Был схвачен мистер Брокманн, бывший одно время помощником старика Бендера. Оба они были немцами, когда-то крепко дружили. Толпа повела его в лес. Они пытались заставить его рассказать, где находится ужасная семья. Он не знал. Во всяком случае, его трижды вешали и приводили в чувство, а потом отпустили. Говорят, в конце концов он пришел в себя.

Несколько лет назад в Сан-Франциско уголовному следователю пришло письмо, проливающее свет на судьбу этой семьи. Вот оно:

«Черривейл, Канзас, 1910

Глубокоуважаемый сэр,

Я получил Ваше письмо. Случилось так, что ферма моего тестя соседствовала с фермой Бендеров, а он сам помогал обнаружить тела жертв. Я часто пытался узнать у него, что стало с Бендерами, но он лишь бросал на меня многозначительный взгляд, говоря, что они уже никого не побеспокоят. Чтобы найти Бендеров, тогда организовали комитет бдительности, а вскоре после этого фургон старика Бендера нашли у дороги, пробитым пулями. Об остальном Вы догадаетесь сами,

С уважением,

Лж. Крамер, Шеф полиции».

Их смерть все еще остается в тайне. Ее легче понять, чем их поспешное бегство. На них не падало подозрение, а с их предосторожностями следы жертв невозможно было найти.

Почему они убивали? Иногда из-за денег. Но не всегда, так как одна-две жертвы были бродягами, у которых ничего нельзя было взять. Странные разрезы на горле, видимо, служили удовлетворением жестокости. Может, это призраки заставили Бендеров бежать и привели к их разоблачению? Семья фанатично верила в свою способность вызывать духи умерших. В этом одиноком доме, с этим запахом, воспоминаниями о том, что лежит в саду, даже нервы Бендеров могли не выдержать. Загадочные, беспокойные, примитивные люди — напоминания об оргиях, ведьмах и ловушках для беспечных путешественников — еще живут на земле.

Очерк В. Болито «Сад старика Бендера» из сборника «Убийства, потрясшие мир». — Харьков: САДПР, 1992.

5. Таинственное убийство австрийского военного агента

Это было почти в начале моей деятельности в качестве первого начальника управления сыскной полиции, утвержденного при петроградском обер-полицмейстере, потом градоначальнике, в 1866 году. [16]

25 апреля 1871 года, часу в девятом утра, в управлении сыскной полиции мне было дано знать, что австрийский военный агент князь Людвиг фон Аренсберг найден камердинером мертвым в своей постели.

16

Автор очерка Иван Дмитриевич Путилин (1830–1893), знаменитый русский сыщик, 1854–1889 — на службе в полиции, 1866–1889 —

первый начальник вновь учрежденного управления сыскной полиции при петроградском обер-полицмейстере.

Князь жил на Миллионной улице в доме, принадлежавшем ранее князю Голицыну, близ Зимнего дворца, как раз против помещения первого батальона Преображенского полка.

Военный агент занимал весь нижний этаж дома, окнами на улицу. Квартира имела два хода: парадный, с подъездом на Миллионную, и черный. Парадные комнаты сообщались с людскими довольно длинным коридором, оканчивавшимся небольшими сенями. Верхний этаж дома был не занят.

У князя было шесть человек прислуги: камердинер, повар, кухонный мужик, берейтор и два кучера. Но из всех них лишь один кухонный мужик находился безотлучно при квартире, ночуя в людской. Камердинер и повар на ночь уходили к своим семьям, жившим отдельно, берейтор тоже постоянно куда-то отлучался, кучера же жили во дворе в отдельном помещении.

Князь был человек еще не старый, лет под 60, холостой и прекрасно сохранившийся. Он мало бывал дома. Днем разъезжал по делам и с визитами, обедал обыкновенно у своих многочисленных знакомых и заезжал домой только часов около восьми вечера. Здесь час, много два, отдыхал и вечер проводил в яхт-клубе, возвращаясь домой с рассветом.

Не желая, вероятно, иметь свидетелей своего позднего возвращения, а может быть, руководясь иными соображениями, но швейцара при парадной входной двери князь держать не захотел и настоял на том, чтобы домовладелец отказал бывшему прежде швейцару. Ключ от парадной двери для ночных возвращений он держал при себе. Когда князь бывал дома, парадная дверь днем оставалась открытой.

Получив известие о смерти князя фон Аренсберга, я, конечно, не теряя ни минуты, направив к квартире князя нескольких своих агентов, прибыл туда сам. Вскоре за мной явился туда же прокурор окружного суда, а вслед за ним — масса высокопоставленных лиц, в том числе тогдашний австрийский посол при нашем дворе граф Хотек.

Дело всполошило и взволновало весь Петроград. Государь повелел ежечасно докладывать ему о результатах следствия. Надо сознаться, что при таких обстоятельствах, в присутствии такого числа и таких высоких лиц было не только труднее работать и соображать, но даже, как мне казалось, было поставлено на карту существование самой сыскной полиции, не говоря уже о моей карьере.

«Отыщи или погибни!..» — говорили, казалось мне, глаза всех. Но надо было действовать…

Предварительный осмотр дал только следующее.

Никаких взломов дверей или окон не замечалось. Злоумышленник или злоумышленники вошли в квартиру, очевидно, открыв дверь готовым ключом.

Из показаний прислуги выяснилось, что около шести-семи часов утра камердинер князя вместе с поваром возвратились на Миллионную, проведя всю ночь в гостях.

В половине девятого часа камердинер бесшумно вошел в спальню, чтобы разбудить князя. Но при виде царившего в комнате беспорядка остановился как вкопанный, затем круто повернул назад и бросился в людскую.

— Петрович, с князем несчастье!.. — задыхаясь, сказал он повару, и они оба со всех ног бросились в спальню, где глазам их представилась такая картина: опрокинутые ширмы, лежавшая на полу лампа, разлитый керосин, сбитая кровать и одеяло на полу. Голые ноги князя торчали у изголовья, а голова была в ногах кровати.

«Оставайся здесь, а я пошлю дворника за полицией», — сказал повар.

Накануне же этого несчастного дня, т. е. 24 апреля 1871 года, князь, по обыкновению, в 9 ч. 15 м. вечера вышел из квартиры и приказал камердинеру разбудить себя в 8 ч. 30 м. утра. У подъезда он взял извозчика и поехал в яхт-клуб. Камердинер затворил на ключ парадную дверь, поднялся в квартиру и, подойдя к столику в передней, положил туда ключ от парадной.