Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы
Шрифт:
После этого он сказал, что Равич свободен и может возвратиться в Кеммерне. На просьбу разрешить свидание с Раей следователь ответил категорическим отказом.
Позже, когда следствие было закончено, Рае было предъявлено обвинение, и защитники получили возможность познакомиться с делом, я узнал, почему следователь заинтересовался почерком Равича. Оказалось, что в деле об убийстве Клавы появилась новая тайна. За неделю до вызова Равича к следователю в Псковском уезде Псковской губернии нашли в лесу повесившегося человека, судя по одежде, крестьянина. Под деревом, где он висел, лежала бутылка, а в бутылке записка следующего содержания: «Я, крестьянин деревни
Записка была написана грамотно. Следователю показалось странным, что «простой крестьянин» мог грамотно писать. Записка попала в Псков к прокурору, знавшему о деле Раи. Он тотчас же отослал ее в Петербург. Следователь, который вел дело Раи, запросил у прокурора, на территории которого была найдена бутылка с запиской, сведения о самоубийце. В ответе было сказано, что крестьянин Иван Матвеевич Молчанов жив, проживает в деревне Молчановка, за всю свою жизнь из Молчановки не выезжал, не был даже в Пскове, о Клаве Г. никогда не слышал. Тогда-то следователь и заподозрил, что письмо написано мужем Раи. Он вызвал Равича, взял образцы почерка, но эксперт установил, что записку самоубийцы писал не он.
Прошел еще год. Рая томилась в тюрьме. Следователь допросил около ста свидетелей, но ни одной новой улики против Раи не нашел. И только через два года после смерти Клавы в Петербургском окружном суде слушалось дело по обвинению Раисы Равич в соучастии в аборте и убийстве Клавы. Защищали подсудимую Карабчевский и в качестве его помощника я.
Показания свидетелей, вызванных из Пскова прокурором, ничего для судебного следствия не дали. Они только плохо охарактеризовали Раю и ее мужа. Раю — как женщину злую, мстительную и ревнивую. Она часто без всяких оснований устраивала мужу сцены ревности, всего больше боялась, что муж ее бросит и женится на одной из мастериц. Когда Равич увлекся Клавой, Рая несколько раз говорила, что убьет ее, боялась, что она забеременеет.
Одна из свидетельниц показала, что Раиса перед отъездом в Петербург говорила, что у нее есть старинный друг, который любит ее до сих пор и сделает все, что она попросит. Но был ли у Раи такой друг и кто он, — оказалось невыясненным. Рая категорически отрицала все это.
Неблагоприятное для Раи впечатление производило то, что она отвечала незнанием на вопросы о вешах, которые не могла не знать. Ее показаниям прокурор противопоставлял показания Равича, который ничего от суда не скрывал и честно отвечал на все вопросы.
Хотя ни одной прямой улики против Раи судебное следствие не дало, зашита ее была делом нелегким. Карабчевский произнес, по обыкновению, прекрасную речь. Мне он для речи отвел эпизод, бывший одним из важных звеньев в цепи косвенных улик — ночь, проведенную Раей в комнате у Клавы накануне отъезда, и уход Клавы утром с каким-то мужчиной.
Присяжные заседатели совещались более четырех часов. Мы считали это плохим предзнаменованием. Когда раздался звонок, означавший, что присяжные заседатели сейчас выйдут в зал заседания, мы были готовы к худшему. На первый вопрос: доказано ли, что Клава Г. была убита, присяжные заседатели ответили: — «Да, доказано». На второй вопрос: если доказано, что Клава Г. была убита, то виновна ли Раиса Равич в ее убийстве? — заседатели ответили:
Рая после слов «нет, не виновна» упала в обморок, который длился долго…
Месяца через два после оправдания Раи пришло письмо от нее. Она жаловалась, что два года тюрьмы, неизвестности, тревоги за себя и детей сильно подорвали ее здоровье. Она большую часть дня лежит. Местные врачи не могут поставить какой-либо диагноз. Но она сама знает, что она очень-очень больна.
Прошло много лет. Я уже жил не в Петербурге, а в Москве. В 1924 году ко мне пришел седой, опустившийся, неряшливо одетый человек с отечным лицом и слезящимися глазами. Он спросил меня, узнаю ли я его. Я ответил отрицательно. Тогда он сказал:
— Я Равич, муж Раи… Помните?
Я спросил, почему он так изменился и постарел.
Он ответил, что уже много лет пьет, что начал пить после того, как Раиса через два года после тюрьмы умерла. Он считает ее болезнь и смерть следствием тюремного заключения.
Я спросил, почему он пришел ко мне.
— Теперь мне уже ничего не страшно. Я никому, кроме вас, не могу об этом сказать. У меня уже взрослые дети. Они не должны ничего знать.
— А разве вы знаете, — спросил я его, — кто убил Клаву?
— Как же я могу не знать? — отвечал он. — Я ее убил…
Он раскрыл все тайны этого дела. Тайна с узлом, которым была завязана корзина, раскрывалась просто. Его мастерская в Пскове работала не только на его магазин, но и выполняла заказы нескольких магазинов в других городах, в том числе в Порхове. Ему приходилось несколько раз в неделю отправлять тюки с пальто и платьем. Как-то один из его заказчиков был в Пскове и спросил его:
— Кто это завязывает тюки? Развязать их никто не может, приходится резать веревки.
Тюки завязывал старик-сторож. Он в молодости служил матросом на судне, которое бывало в африканских судах. На судне служил матросом какой-то «черный», который так завязывал узлы, что никто, кроме него, их не мог развязать. «Черный» научил сторожа этому искусству. Равич как-то попросил сторожа раскрыть ему секрет. Корзину с трупом Клавы он и завязал так, что никто не смог этот узел развязать.
Тайна с повесившимся мнимым убийцей Клавы объяснялась так: в Пскове служил в полиции один пьянчужка, которому Равич часто давал мелкие взятки. Однажды этот полицейский растратил небольшую сумму, и ему грозило увольнение и суд. Равич дал ему денег и пьянчужка сказал, что нет ничего, что бы он в благодарность не сделал для Равича. Через год после убийства Клавы пьянчужка как-то сказал ему, что едет в уезд, где нашли самоубийцу. У Равича мелькнула мысль сделать самоубийцу убийцей Клавы. Он уговорил преданного ему пьянчужку за 100 рублей «найти» в лесу на месте самоубийства бутылку, которую он ему даст. В бутылку он положил записку. Написать ее он заставил отца Раисы, который для спасения дочери готов был на все…
Пьянчужка знал многих жителей деревни Молчановка и сообщил Равичу имя, отчество и фамилию одного умершего крестьянина. Бутылку с запиской «нашли» возле дерева повесившегося и переслали в Петербург следователю. Но оказалось, что половина населения деревни Молчановка носит фамилию Молчановых и у одного из живых Молчановых то же имя и отчество, которые Равич и полицейский присвоили самоубийце.
Третья тайна. Клава написала Равичу за неделю до ее исчезновения, что она беременна и что он должен развестись с Раей и жениться на ней. Но она ему как женщина уже приелась. Он, предвидя, что она наделает ему кучу неприятностей, пришел к мысли избавиться от нее.