Претендент

Грушевицкая Ирма

«Они сильнее нас».

Конечно, сильнее. Выносливее, жилистее. Тянут дом, детей, работу. Их, мужиков, тянут — рассматривают самое лучшее, цепляются за это и тянут. Иногда устают, уходят, живут один на один с собой, никогда при этом не бывая в одиночестве. Потому что дом, дети, работа — всё это та жизнь, которой не раскидываются.

Вот и его Элис из таких. Супергерой вселенной «Мстителей». Железный человек. Он — Дровосек, а она — Человек. Тони Старк в юбке, у которого, как все теперь знают, «тоже есть сердце».

А ещё свой

атлас шрамов. И, насколько ему кажется, он хорошо ориентируется в его контурах. Как бы сейчас не выйти за грань, обидев её недоверием.

Сначала Ник назвал таксисту адрес Элис, но с полдороги передумал. Глубокая ночь — не самое лучшее время для визитов, а тем более, для скорбных новостей. Завтра он обязательно всё ей расскажет и попросит прощения за своё малодушие. Надо будет — вымолит. На колени встанет перед Элли и сыном, и признается, что на мгновение ради собственного же спокойствия позволил себе от них отказаться.

Ник едва не застонал, представив, как возвращается в дом, где никогда их не будет. Они и сейчас ещё не там, но все эти недели его воображение рисовало очень яркую картинку, где Элис разгуливает по комнатам в своей любимой розовой кофте; где Лукас играет на лужайке с Бонго-младшим. Любое место может стать их домом, но его дом — это они. А он едва от них не отрёкся.

Выругавшись, он снова попросил отвезти его на Лумис-стрит.

Улица спала. Ни одного горящего окна ни в одном из домов. Жалюзи магазина Манфреди опущены. Элис перебудить полквартала, когда начнёт их поднимать.

— Приехали, сэр. С вас шестнадцать долларов.

Ник с тоской посмотрел на тёмные окна второго этажа, где мирно спали его будущая жена и сын, и назвал водителю свой адрес.

Прямо перед въездом на его подъездную дорожку кто-то припарковал машину. Нику пришлось рассчитаться с водителем на проезжей части и пешком двинуть к дому.

Только подойдя ближе, он неожиданно узнал лимузин Мэтта и испытал нечто, похожее на панику. Только что-то по-настоящему важное могло в этот час оторвать его от жены. Мозг взорвался от количества пердположений, и почему-то в каждом из них фигурировало имя Элис, хотя об их отношениях никто из его друзей даже не догадывался.

Поскальзываясь на ледяной корке, устлавшей дорогу, Ник едва ли ни бегом кинулся к тёмному автомобилю.

При его приближении у машины вспыхнули задние огни. Одновременно с этим открылись багажник, водительская дверь и задняя пассажирская.

При виде выходящей оттуда Элис ноги Ника буквально приросли к асфальту. Голова отказывалась верить в то, что видели глаза, воспринимая всё как нечто, происходящее в другой вселенной.

Элис делает небольшой взмах ладони — «привет».

Элис идёт к багажнику и принимает из рук водителя его чемодан.

Элис прощается с водителем.

Машина трогается с места. Элис идёт к нему.

Подойдя почти вплотную, она останавливается, бросает чемодан, тянет руки к его

лицу. Теплота её ладоней через кожу проникает прямо в его сердце.

Тёмные глаза мечутся по его лицу, пока губы едва касаются нервно сжатых губ.

— Мне жаль, милый. Мне очень и очень жаль.

Ник чувствовал себя ледяным истуканом, не способным ни пошевелиться, ни ответить на поцелуй, ни обнять. Руки не слушались, превратившись в два размокших, привязанных к телу мешка с песком.

— Ты здесь. — Вот всё, что он смог из себя выдавить.

— Здесь.

— Зачем, Элли?

— Ты знаешь, зачем.

— Не хочу. — Ник помотал головой и, испугавшись, что может быть не так понятым, быстро добавил: — Не хочу, чтобы ты меня видела… таким.

— Каким, Ник? Скорбящим? Потерянным?

— Перепуганным. — Вот точное слово. — Я трус, цветочек. Самый последний трус и дурак.

— Ну, трус. Что же с этим поделать? — Тёплые пальцы тихонько поглаживали его щёки, и Ник начинал постепенно отогреваться. — Относительно дурака я бы тоже согласилась, но у Мэтта было точно такое же выражение, когда он вернулся.

— Ты видела Мэтта?

— Да.

— Значит, ты всё знаешь?

— Знаю. Он позвонил утром. Попросил побыть с Мэри, пока... — Взгляд Элис на мгновение стал болезненным, и Ник с тоской про себя отметил, что она сегодня много плакала: веки припухли и покраснели. — Ты же знаешь, ей нельзя волноваться.

— Я тоже не хотел, чтобы ты волновалась. Потому и оставил в стороне.

— Знаю, милый. Но такова жизнь. Радость и горе всегда ходят вместе. Если хочешь делить со мной первое, то не ограждай от второго. Ты должен позволить мне быть рядом в любое из наших мгновений, Ник. Иначе мы так и останемся поодиночке.

Как же эти слова оказались созвучны тому, что он чувствовал. Беда, вместо того, чтобы объединить, встала меж ними стеклянной стеной. Он бы и рад её разрушить, но как бы осколки не добавили обоим ещё больше шрамов.

Вероятно, что-то такое увидев в его лице, Элис выпустила его из рук, с тревогой заглядывая в глаза.

— Скажи мне. Пожалуйста.

Безрассудство, граничащее с последним гребком идущего на дно человека, последним глотком воздуха, разрывающего лёгкие — вот что Ник сейчас ощущал. Он обязан кинуться в пучину правды, иначе эта ночь навсегда останется стоять между ними — будут они с Элис вместе или нет.

— Я не справился в прошлый раз, Элли, и, похоже, не справляюсь сейчас. Так было с братом. Теперь Тэмми. Что, если когда-нибудь это произойдёт с тобой? Я… я не смогу. Совсем не смогу.

— Это ты так мне в любви сейчас признаёшься или говоришь, что отказываешься от пробной поездки?

Ник промедлил с ответом всего мгновение — только, чтобы разделить вопрос на составляющие. Мужики — тугодумы, в этом он ничем не отличался от своих собратьев.

Этого промедления хватило, чтобы глаза Элис потускнели, а с пылающих щёк сошла краска.