Претендент
Шрифт:
Элис была. Французское, итальянское, шведское — она любила Европу, любила европейский образ жизни, не такой стремительный, как американский, любила и европейскую культуру. Она отдавала себе отчёт, что почти в ней не разбирается, и всякий раз, когда видела, слышала или смотрела на что-то, что её впечатляло, давала себе обещание что, по крайней мере, прочитает об этом в википедии.
Как обычно, за всеми дневными заботами на чтение времени не оставалось. В кино, по крайней мере, сюжет разжевывали и почти что клали в рот, и «Код
Самым любимым фильмом у Элис вот уже долгое время оставался «Шоколад». Книгу Джоанн Харрис, по которой он был поставлен, она прочла несколько раз.
Элис завидовала свободе героини — в поступках, в словах, в эмоциях, но «транквилити» — спокойствие и порядок, так ненавистный Виенн, стал для неё образом жизни и, более того, — своеобразным протестом против страстей, ежедневно кипящих в доме её родителей.
Непокорный северный ветер гнал героиню Жюльетт Бинош прочь от обыденности, обещая новые города, новые встречи, новых друзей и новые отношения, и для неё счастьем стала остановка в этом беге.
По сути, счастье Элис состояло в той самой ненавистной Виенн обыденности, и всё же, она не могла не думать о том, что многое упускает, когда мимо неё со скоростью звука мчался поезд под названием «свадьба Мэтта и Мэри».
Их любовь была словно вирус, воздушно-капельным путём заражавшим всё вокруг. Одно сплошное большое счастье, и быть его частью — одномоментно, сейчасно — казалось высшим проявлением благости. Но стоило выйти из круга света, хотя бы в тот же туалет, как реальность наваливалась на плечи тяжёлым ношенным пуховиком.
У неё так не будет. Предпосылок нет.
Элис смотрела на себя в зеркало богато украшенной уборной престижнейшего загородного клуба, закрытого для посетителей на время свадебного банкета, и едва себя видела. Очень хотелось вернуться на празднование, и в то же время каждая минута, проведённая рядом со счастливыми женихом и невестой, ровнялась одной минуте самокопания и сожаления наедине с собой.
Всеми силами души Элис убеждала себя, что это не зависть, но это была именно она. Ей хотелось хоть на одну минуту оказаться на месте Мэри и почувствовать себя центром мира для одного единственного человека.
Поправка: человека, который сам является центром её вселенной.
Поправка: ему должно быть гораздо больше пяти.
— Мама, я пописал.
— Молодец. Вымой руки.
— Ага. Ба сказала, нас всех скоро уведут спать. Я не хочу спать с девчонками. Хочу с тобой.
— Напомню тебе этот разговор лет через пятнадцать.
— Чего?
— Не «чего», а «что». Помнишь, о чём мы договаривались? Это день Мэри, и мы все должны в первую очередь думать о ней.
— Думаешь, Мэри захочет спать с тобой?
— Точно нет. Но пока она не собирается спать, и я должна быть рядом.
— Потому что ты — главный сидетель.
— Свидетель,
«Сидетелем» Элис точно не была.
С того момента, как они вышли из церкви, она всегда находилась по левую руку от Мэри. По правую у неё теперь всегда был Мэтт.
Счастливица.
Элис принимала букеты, выполняла просьбы, предугадывала желания. В том же туалете придерживала юбку Мэри, пока та делала свои дела. Поправляла макияж, когда невесте вдруг хотелось поплакать. Дула в лицо во все лёгкие, чтобы убрать следы слёз.
Но Мэтт всё равно их замечал. И это было безумно трогательно — наблюдать, как в одно мгновение из всемогущего хозяина вселенной Мэтт Крайтон превращается в перепуганного парня, который не знает, куда бежать и кого наказывать за то, что его девушка расстроена.
Элис даже пришлось один раз его отловить и попросить прекратить пытать Мэри гиперопёкой.
— Плакать на свадьбе — это нормально. Так всегда бывает. Ты не при чём.
— Тебе-то откуда знать? — гаркнул счастливый жених, и Элис мгновенно осеклась.
В общем-то, он прав. Откуда ей знать?
В следующую секунду она была прижата к широкой груди, обтянутой смокингом.
— Прости, Элли. Сам не ведаю, что говорю, — повинился Мэтт.
Она проглотила извинения так же быстро, как и объятия.
— Не переживай, пожалуйста. Мэри тебя любит. Может даже сильнее, чем заслуживаешь. И слёзы эти — от любви. Её просто очень много, и сейчас она находит выход именно так.
— У меня сердце кровью обливается от её красных глаз.
— Знаешь, это всяко лучше, чем на свадьбе моего дальнего кузена Олли. Его невеста из-за избытка чувств постоянно хихикала. Каждую минуту. Она и так была с придурью, но эти её смешки! Цирк уродцев. Хорошо, что они через год развелись.
Мэтт громко засмеялся. Кажется, впервые за вечер.
На них стали оборачиваться. Элис постаралась поймать взгляд каждого и улыбнуться. И каждый улыбался ей в ответ.
В отношении шафера жениха это не срабатывало. Который раз за вечер.
Он казался ей смутно знакомым, но где и когда она видела этого высокого рыжеватого мужчину, Элис вспомнить не могла. Что-то было на самом краю памяти, какой-то нюанс, за который она пыталась уцепиться, всякий раз безрезультатно.
Пристальное внимание того, кого ей представили как Николаса, беспокоило. Особенно отчётливо она чувствовала его, когда произносила свой обязательный тост.
— Говорят, любовь живёт три года. Вы давно преодолели эту преграду. И всё же, мне удивительно понимать, что для вас всё только начинается. Знаю, что на этот раз всё получится, и всё же я чувствую необходимость это сказать: Мэри, если что, диван в моей квартире полностью в твоём распоряжении. В твоём, Мэтт, тоже, но вдвоём вы там не поместитесь.