Претендентка
Шрифт:
– Это ребяткам за пятым с-с-столиком, – проворчал он. – И не зевай. Народу сегодня, похоже, будет больше обычного.
Кинн, крякнув, оторвала поднос от стойки и с головой погрузилась в работу.
Минуло три часа, когда она позволила себе выдохнуть. Казалось, вся округа этим вечером решила выпить. Зал ломился от наплыва гостей, отчего чешуя ящера, едва успевавшего разливать напитки, приобрела занятный красноватый
– Не рас-с-слабляйся, – проворчал Йелта.
Кинн вяло улыбнулась.
– И не думала.
Она сразу поднялась, чтобы отнести заказанный эль и закуску пожилой, но очень бодрой даме с блестящими рожками, загибавшимися аккуратными спиральками по бокам головы, как входная дверь снова открылась, впустив порыв холодного ночного ветра.
Внутри таверны тотчас же наступила тишина. Разговоры прервались вместе со звоном вилок, поднятые кружки зависли недонесенными до ртов, самые веселые мгновенно протрезвели. Те, кто сидел ближе к стойке, с любопытством развернулись к выходу; остальные просто скосили в направлении входа глаза. Йелта, разливавший эль по кружкам, замер и распрямился во весь свой немалый рост. Кинн, попав под влияние быстро сменившейся атмосферы, напряглась и, оставив мгновенно позабытый старушкой заказ, тихонько вернулась за стойку.
В дверях стояли трое: все как на подбор – высокие, широкоплечие, в одинаковых серых накидках, скрывавших серебристо-черные доспехи, и с одинаковым выражением надменной уверенности на скуластых лицах. Серые стражи. Охотники на нечисть.
Все в таверне знали о них. И никто не был им рад.
– Пятый рейд за неделю, – тихонько проворчал кто-то из толпы. – Куда это годно?
– Будто им тут пыльцой намазано, – вторил ему другой голос. – Катились бы…
Если пришельцы и услышали это, то виду не подали. По-хозяйски обвели зал внимательными взглядами, после чего синхронно шагнули к стойке. Притихшая толпа при этом магическим образом расступилась.
– Славный вечерок, – улыбнувшись в усы, сказал тот, что был посередине, ни к кому в особенности не обращаясь. Кинн заметила, что глаза его при этом оставались холодными и подозрительными. – Оживленно сегодня у вас.
Он оглянулся на толпу, и та сочла это сигналом вернуться к собственным делам и будто бы не подслушивать. Мало-помалу обычный для такого вечера шум возобновился, хотя от непринужденной атмосферы не осталось даже намека.
Усач, по всей видимости, добившись своего, повернулся улыбающимся лицом к трактирщику.
– Есть о чем рассказать? – И как бы невзначай ударил искусно украшенными серебристыми наручами по стойке. Раздался мелодичный звон. Кинн знала, что это далеко не просто украшение, однако в действии его никогда не видела. И, если уж на то пошло, не стремилась к тому, чтобы увидеть. – Ну?
Йелта моргнул, а затем допустил ту самую промашку, на которую страж и рассчитывал – метнул короткий взгляд в темный угол.
Трое развернулись почти синхронно. Их холодные алчущие взгляды напомнили Кинн лучи прожекторов, перемещавшиеся по охраняемому периметру, – раз и перетекли на Бродягу за дальним столиком.
– Этот что ли? – Усач оглянулся через плечо.
Йелта молча уткнул глаза в стойку и принялся натирать ее полотенцем.
Усач дал сигнал напарникам, и вся троица двинулась через зал. Запеленговав «жертву», других посетителей они уже как будто не замечали, лишь бесцеремонно расталкивали тех, кто попадался на пути.
Кинн подскочила к старику и яростно зашептала:
– Зачем ты это сделал?
Ящер, цвет лицевых чешуек которого теперь напоминал скисшее молоко, прошипел:
– Лучше заткнись и займись делом, не то в два счета вылетишь отсюда!
Кинн послушно захлопнула рот и, оттолкнувшись от стойки, с чувством тревоги обратилась вниманием к углу таверны, который грозил стать эпицентром нешуточной бури. Последнее, кстати, похоже, понимали все присутствующие.
Кроме одинокого незнакомца в капюшоне, неспешно попивавшего эль.
Усач и двое его приятелей застыли у столика с трех сторон, заблокировав все пути к возможному бегству. Страж запустил руку под плащ и, недолго провозившись, извлек портативный голографический передатчик. Похожий на монету высокого достоинства, приборчик бахнулся о столешницу и воспроизвел запись, которую с периодичностью раз в три часа крутили по всем каналам межзвездной связи. Запись, сотканная из световых линий, гласила:
Конец ознакомительного фрагмента.