Превосходство Воплощенного. Том 4
Шрифт:
Когда Хидан найдет этих паршивых гайдзинов, похитивших его единственную дочь, то может отблагодарит их быстрой смертью. Они сделали то, на что у него не хватало духа. Хотя нет. Они умрут страшной смертью. Джунсиначи знают, что такое кровная месть.
Зато больше нет никакого смысла сватать Акане китайцам, чтобы спрятать её. Семья Ито никогда не нравилась Хидану. А этот наглый мальчишка Саске давно напрашивался на воспитательную порку бамбуковыми палками.
Хидан резко разворачивается, кладет ладонь на рукоять своей катаны и выходит из лаборатории. Мальчишка все-равно смог ему послужить. Такую удачу нельзя
Джунсиначи может стать самым могущественным кланом из новой истории.
Пора действовать. Действовать быстро, кардинально и не считаясь с потерями.
Элеонора Шмидт… Последний шаг господства Джунчиначи.
Я сижу с закрытыми глазами, отстраняясь от болтовни людей. Сегодня был… особенный день.
Семь часов тринадцать минут назад стражи угрожали мне в вестибюле школы. Я готов был прибегнуть к последним средствам, но… Тернов явился в последний момент, держа руки в карманах. Это и был знак, что все прошло успешно и Аннета спасена. Уж не знаю, как он это сделал, но сейчас не до этого. Стоит лишь поставить Вадиму Тернову метку «способен на большее, чем кажется».
Меня отвели в карцер школы — небольшое помещение без окон и дверей. Проход открывался под воздействием предметной суммы, а сами стены были ею усилены. Сбежать нереально, и мне оставалась только удивляться, как это смог сделать тот негритенок, которого я когда-то убил в лесу.
Хм, надеюсь мои заранее подготовленные послания с указаниями дошли до адресатов и…
— Сэр Зерус Константин Киба, вам есть что сказать?
Открываю глаза. Судебный зал, пресса, куча свидетелей и просто незнакомых мне особ. Поразительно, как быстро организовали разбирательство и ознакомились с материалами дела, когда запахло жареным. Я вот думаю, судья хоть что-то успела понять? Или так — один убил другого, надо прилюдно осудить. Хотя она вроде не судья, а что-то вроде политического рефери среди аристократов. Проводит досудебные разбирательства. Я читал об этом в правовых законах для аристократов. У них даже законы свои — особенные. Для смердов одни, для элит другие.
Многие явились по делу об убийстве Аннеты Гвидиче. Тут же находятся и ошарашенные медики, которым было поручено провести осмотр тела Аннеты. Вот только Тернов сделал всё, чтобы этого не случилось. Медики утверждают, что сожгли тело согласно «регламенту». Хотя все регламенты были жестко нарушены, о чем этим же медикам и сообщил недавно судья. Теперь они, по сути, такие же соучастники преступления, как и я.
Понятия не имею, что с ними сделал Тернов — возможности расспросить его у меня не было. Но очень интересно, как он это провернул. Обязательно узнаю при первой возможности. Если мы все переживем сегодняшний день…
Миссис Гвидиче, мать Аннеты, всхлипывает. Она очень неестественно промокает глаза платком. Мол, моя бедная доченька. А сама ведь рада до безумия, что та не успела вступить в наследство.
Перед заседанием со мной… поговорили. Все, кому не лень. Сначала в карцер наведался лично директор школы, недвусмысленно объясняя, что между нами закончились все договоренности и я сам в этом виноват. Мол, во что бы я не играл и кем бы ни был, я перешел все границы. Я ему ничего не ответил. А зачем? Я получил, что хотел. Сотни зелий на любой вкус и цвет. Просьба предоставить мне свободу в школе была лишь отвлекающим маневром, чтобы отвести взгляды от моей настоящей цели.
Потом пришли трое Вальтов, один из которых адвокат. Если отсечь их предупреждения, угрозы и прочую воду, то они потребовали, чтобы я при разбирательстве кивал головой, предоставляя все слова адвокату. Мол, это единственная моя возможность не стать преступником. Из их слов я понял, что прикрывать меня будут в последний раз. Используют, чтобы замять это неприятное дело и всё — конец моему членству в клубе элит. Даже в соревнованиях мое участие станет не так важно. От меня постараются избавиться.
Больше всего меня напрягло, что среди этой троицы не было Монтано Эдвайса. Я думал, он будет один из первых, кто захочет со мной пообщаться.
Ну вот и всё…
Судья смотрит на меня…. По сценарию я должен ответить «Мне нечего сказать, за меня всё сказал адвокат»…
А что там мой адвокат заявил всем этим корреспондентам? Что Аннета Гвидиче нарушила правила школы, находясь в состоянии алкогольного опьянения, и много свидетелей, что она была на меня зла на почве ревности. Это первое. Второе — в нашей комнате обнаружили склянку с непонятным содержимым. Мол, предварительный анализ моей крови показал, что Аннета подмешала в графин с водой в моей комнате наркотики. Видимо, с целью усыпить или даже убить. Но не учла, что я давно употребляю зелья Исталов и имею хорошую сопротивляемость ядам. Ну да, этого я особо не скрывал, часто тренируясь в яме и прихлебываю уже первую ласточку. От этого пойла многим сводит желудок и крышу, и они не в состоянии даже двигаться. Я же тягал при этом тяжести, которые не смог бы поднять чемпион мира по тяжелой атлетике.
В общем, вместо ожидаемого эффекта смерти я впал в состояние неконтролируемого гнева и когда Аннета на меня напала, ничего не смог с собой сделать. СМИ заливали в уши, что девочка сама виновата. По сути, совершила непреднамеренное самоубийство. Такую формулировка использовал адвокат.
Оправдание меня — самый легкий способ закрывать это дело, не привлекая внимания мира к делам аристократии и безумным образовательным учреждениями. В этом заинтересованы все кланы. Сделать девочку виноватой — самый легкий способ не развивать эту тему и сохранить лицо элит.
Встаю с места. Лицо адвоката становится напряженным.
— Конечно, мне есть, что сказать, Ваша Честь.
— Что вы делаете, Константин? — дергает меня за рукав адвокат.
Я делаю шаг в сторону, недовольно на него смотрю:
— Пожалуйста, не дергайте меня за одежду. Я помню, что вы и ваши наниматели требовали, чтобы я сказал. Но этого не будет. Я рискну своей жизнью и скажу, что произошло на самом де…
Судья заметно нервничает:
— Дело уже почти закрыто, Константин Киба. Ваши последние слова лишь формаль…
— Ваша честь, — вежливо перебиваю ее. — Разве согласно седьмому параграфу «О правах Аристократии» мои слова можно считать «просто» формальностью? Я бы хотел воспользоваться своим правом высказаться по делу, в котором одновременно являюсь главным подозреваемым, обвиняемым и потерпевшим.
От моего взгляда не ускользает, что судья с адвокатом нервно переглядываются.
— Говорите, Константин Киба. Но не затягивайте. Не хотелось бы усложнять совершенно очевидное дело, если вы понимаете, о чем я.