Превозмогая желание
Шрифт:
Она прочитала и написала в ответ: «Расскажешь, когда узнаешь меня получше?».
Я подумал, прежде чем ответить: «Возможно. Всё зависит от того, кем мы будем друг другу».
Лера тоже зависла. Было видно, как она мечется, придумывая ответ. Мы вошли в раж. «Ты бы поделился этим с другом?»
«Да»
«А со своей девушкой?»
Когда я прочёл её вопрос, сердце гулко забилось в моей груди. Руки сами написали то, что было в голове: «Со своей девушкой, я бы СДЕЛАЛ то, О ЧЁМ ДУМАЛ!»
Лера густо покраснела, увидев то, что написано на листе бумаги и вытерла вспотевшие ладони о подол своей юбки.
«Нужно ли мне понимать это так, будто ты поделился сейчас со мной этим, как с другом?» – прочёл я несколько раз подряд, чтобы убедиться в том, что понял её правильно. Моя рука зависла над бумагой.
– Голубки на третьей парте! – послышался строгий голос Татьяны Михайловны, вернувший меня с небес на землю. Я вздрогнул. Послышались смешки по всему классу. – Будьте добры, выйдите из класса и закончите свой разговор в коридоре.
Все замолчали и уставились в нашу сторону. Я встал, собирая свои школьные принадлежности в рюкзак.
– Татьяна Михайловна, – протараторил я. – Пусть Лера останется. Это я отвлекал её от урока. Она не виновата.
Учительница посмотрела на меня поверх своих очков задумчиво.
– Я понимаю твой порыв, Щербаков, защитить честь женщины. – По классу снова раздались смешки. Татьяна Михайловна резко подняла в воздух руку, заставляя этим жестом всех замолчать. – Но попрошу выйти вас обоих и обсудить за дверью класса свои проблемы.
Лера тоже поспешно встала собираясь.
– Извините, – пробубнили мы оба, лавируя между рядов к выходу.
– Голубки-и-и.., – протяжно зашипел Максим, когда мы поравнялись с его партой. На его лице расплылась ехидная улыбочка. Я показал ему средний палец так, чтобы учительница этого не заметила.
– Второй Щербаков уйдёт следом, если не прекратит ёрничать, – послышался голос Татьяны Михайловны, когда я закрывал за нами дверь.
– Порыв защитить честь женщины? – зашептала Лера, пока мы удалялись по коридору подальше от кабинета литературы.
– Не обращай внимание, она же учительница по литре. Пушкина перечитала, – вышагивая вперёд большими шагами бросил я. Лера семенила рядом.
Мы оба тихо засмеялись, пытаясь не шуметь и не привлекать к себе внимание, чтобы кто-то ненароком не застукал нас в коридоре во время урока. В любой другой день до этого, я бы переживал, если бы меня выгнали из класса за поведение. Но только не сегодня. И только с ней.
– Пошли на улицу, во двор. Там нас никто не побеспокоит, – предложил я.
Когда мы вышли на свежий воздух, предварительно накинув на себя верхнюю одежду в раздевалке, и сели на качели во дворе школы, скрытые уже голыми деревьями, Лера произнесла:
– Мои родители точно не обрадуются, когда узнают, что меня выгнали из класса на второй день учёбы в новой школе.
– Я пытался…
– Я не жалею, – улыбнулась она.
– Вообще-то – это первый раз, когда меня выгоняют с уроков, за всю историю школьной жизни, – сказал я, ковыряя землю носком кроссовка.
– Фу-у-у, как скучно, – ответила она, сморщив свой нос. А потом добавила:
– Меня как-то увезли в полицию вместе с друзьями за распитие спиртных напитков в парке.
– А что потом?
– Потом я сидела всё оставшееся лето под домашним арестом, – пожала Лера плечами и оттолкнулась ботинком от земли, раскачиваясь.
– Как-то раз я подсунул пачку сигарет в куртку своего брата, и отец нашёл её. Правда, попало обоим, – решил поддержать её я.
– А что сделал брат?
– Он до сих пор думает, что это сделал Миха, наш общий друг. Просто по приколу.
Она начала раскачиваться сильнее, так, что подол её юбки начал взмывать в воздух от порыва ветра, а я не мог оторвать взгляда от её ног.
– А я в 7 классе написала «Валентинку» от имени незнакомца и подложила её своей лучшей подруге в рюкзак. Она до сих пор страдает от того, что не узнала, что это был за незнакомец такой.
Я спрыгнул с качелей на землю. Сам не понял, зачем. Просто не сиделось на месте.
– А я в начальной школе измазал мелом стул нашей классной руководительницы. Все подумали на другого пацана и даже вызывали к директору. Но я не сознался.
Она резко затормозила ногами, прерывая свой безумный полёт и поправляя юбку. Её щёки заметно порозовели.
– Ого! Неожиданно, – прищурилась Лера, тоже встав с качелей и подойдя ко мне так близко, что я почувствовал тепло, исходящее от её тела. Мы молчали какое-то время, глядя друг другу в глаза. А потом она повторила вопрос, на который так и не получила ответа в классе:
– Нужно ли мне понимать это так, что ты поделился со мной сейчас этим, как с другом?
Мне захотелось прижаться к ней и согреть, потому что последнюю фразу она произносила, стуча зубами. Я скользнул взглядом по её пухлым губам, которые она тут же облизнула. Наши лица стали медленно приближаться друг к другу, а губы почти соприкоснулись, когда вдалеке раздался голос:
– Голубки-и-и-и-и!
Мы резко отстранились друг от друга и обернулись на голос. Вдалеке стоял Макс, сделав ладони рупором, чтобы было лучше слышно, что он кричит. Вот сволочь! Я поднял с земли наши с Лерой рюкзаки и тихонько подтолкнул её в спину, давая понять, что нам пора уходить.
– Твой брат просто зануда, – проворчала она.
Я улыбнулся, покосившись на неё взглядом. Наверно, это единственный человек, который назвал занудой не меня, а моего брата.