Презерватив для убийства

Воробьев Андрей

Нертова Даутов приметил уже давно, на одном рандеву, организованном Чеглоковым. Парень был явно не промах — Анатолий Семенович, погуляв в одиночестве по территории загородной резиденции, где проходила встреча, обратил внимание, насколько ненавязчиво, но плотно охранники Нертова «держат сектора» гостей. Да и сам начальник службы безопасности не жрал, как дорвавшийся до халявы качок, а явно по уму руководил своей командой. Уже тогда Даутов начал подумывать, что неплохо было бы переманить Нертова к себе, но, наведя о нем справки, понял, что это будет достаточно трудно.

Неожиданная смерть Чеглокова развязала Даутову руки. Он, один из немногих, был твердо уверен, что охранник сделал все, что мог. И только идиотское упрямство клиента, помноженное на высокий профессионализм киллера и еще большую изобретательность «сценариста» покушения, позволили довести операцию до конца. Кроме того, у Даутова были еще свои, личные виды на опального начальника службы безопасности. Поэтому лучшего сопровождающего для падчерицы он не желал. Оставалось только убедить самого Нертова согласиться. С этими мыслями Даутов набрал телефонный номер квартиры Лишкова…

* * *

Марина Войцеховская, наверное, так и не узнала бы о том, что погибший банкир Андрей Артурович Чеглоков — ее родной отец, если бы не старания его сотрудницы Леночки, умудрившейся где-то раздобыть львовскую копию заявления матери Марины о выдаче свидетельства о рождении. После смерти банкира девушка, несмотря на просьбы своей внучатой бабушки — престарелой тетки Андрея Артуровича, уехала во Львовскую область к младшему брату Петеньке и старалась, как кошмарный сон, забыть все происшедшее в городе на Неве.

Но чуть ли не каждую ночь ей снился мертвый артист Македонский, протягивающий к ней перетянутые проволокой синие руки… Еще большим кошмаром во сне, как ни странно, казались встречи с Алексеем Нер-товым. Он молча приходил, долго укоризненно смотрел на Марину и, бросив презрительное: «Дрянь!», растворялся в небытие. Марина пыталась закричать, остановить Алексея, объяснить, что ни в чем не виновата, но не могла даже приподняться с подушки, потому что неизвестно откуда появившийся Шварц хватал ее за горло грязными руками. Улыбаясь гнилыми зубами, этот оборотень требовал, чтобы она немедленно взяла винтовку и убила Нертова…

Марина в ужасе просыпалась, пытаясь стряхнуть наваждение, но сны приходили вновь и вновь. В конце концов она решилась написать Алексею и все объяснить, но тут почтальонша принесла послание из Питера, в котором тетушка Чеглокова, сетуя на одинокую старость, просила хоть ненадолго заехать погостить и заодно еще раз подумать о вступлении в права наследования.

«Ты же знаешь, Мариночка, — писала Наталья Сергеевна, — как бы мне хотелось видеть тебя рядом… Если ты откажешься приехать, все акции и деньги твоего отца отойдут государству. А он-то, сердешный, так хотел видеть тебя счастливой! Я уже договорилась с владельцами одной из фирм, компаньоном которых ты станешь, чтобы тебя встретили… Если не захочешь этим заниматься, просто навести меня перед смертью. А акции — бог с ними, отдай в какой-нибудь детский дом, как совесть тебе подскажет…»

Марине не хотелось обижать старушку, оставшуюся совершенно одну и так тепло отнесшуюся к внучатой племяннице. «Кроме того, — подумала девушка, — надо все-таки до конца объясниться с Алексеем, которому я доставила столько неприятностей». Поэтому она послала телеграмму в Петербург, что вылетает.

Марина не знала, что копия телеграммы легла на два чужих стола, находящихся в совершенно разных питерских кабинетах. Хозяин одного из них, ознакомившись с содержанием документа, удовлетворенно хмыкнул, подумав, что пока (тьфу-тьфу-тьфу!) все идет по плану. Другой же столоначальник, нервно закурив, стал судорожно соображать, что же следует предпринять, чтобы извлечь какую-нибудь пользу из визита незваной гостьи.

Глава вторая. ЗАПАДНЯ

Переговоры о новой службе, на удивление, прошли без «напрягов». Тепло принятый Даутовым, Алексей практически сразу же договорился с ним об основных принципах работы (главное, во всем слушаться и не мешать). Причем, Даутов сам проявил максимум заинтересованности в том, чтобы охрана работала в полную силу. Он категорически запретил оставлять падчерицу без присмотра.

— Я переживу, — говорил Анатолий Семенович, — если моя дочь даже будет целоваться с каким-нибудь бомжом. Но я должен об этом знать заблаговременно. Кроме того, я хочу быть уверен, что это действительно бомж, но притом не заразный, без «хвоста» и не маньяк, по ошибке выпущенный из психушки. Поэтому давайте договоримся сразу: ни на какие мольбы Нины не поддаваться, и одну ее не оставлять ни на миг. У вас есть еще две недели до отъезда во Францию. Тренируйтесь, притирайтесь, объясняйтесь ей сами в любви, делайте, что хотите, но не смейте оставлять девочку без присмотра!.. И не смотрите на меня, как на выжившего из ума старика. Я знаю, что говорю, хотя ничего более определенного вам сообщить не могу. Мне неизвестно, кто, когда, почему и будет ли вообще… Но без присмотра не оставлять! Считайте, что это — первое условие вашей работы.

Алексей, в отличие от своего старого милицейского приятеля, считал, что это право клиента — ставить любые условия. Кроме того, он, наверное, больше других осознавал' Нине может грозить беда. Только, если это произойдет, причиной будут темные дела отчима девушки. А Нина, хотя скорее всего не виновата ни в чем, кроме как в родстве с Даутовым, при случае может попасть в достаточно неприятную ситуацию. «Где деньги — там преступления», — утверждал Нертов, в который раз прикидывая, как лучше организовать охрану клиентки и сколько человек удастся для этого задействовать.

«Оформление» Алексея на работу закончилось быстро. Как только были оговорены основные ее условия, Даутов вместе с новым охранником прошли в небольшой кабинет, где Нертов увидел симпатичную девушку, что-то быстро печатавшую на клавиатуре компьютера.

— Знакомьтесь. Нина, моя дочь, — сказал генеральный директор. — А это новый начальник твоей охраны. Как мы договаривались, ты должна во всем его слушаться… Да-да, не дуйся. В общем, оставляю вас одних. Общайтесь.

Девушка похлопала длиннющими ресницами («Неужели свои, не накладные?» — подумал Алексей), затем, как избалованная третьеклашка, скорчила смешную рожицу и высунула кончик язычка.

— А ты, Нина, пожалуйста, будь хоть немного посерьезней, — заметил Даутов, — и не показывай мне язык, все равно будет по-моему…

После ухода отчима, девушка с ходу попыталась уличить Алексея в серости, начав заумно рассуждать что-то о западноевропейской поэзии. При этом она как бы ненароком временами вставляла фразы, как минимум, на трех языках. Алексей сначала пытался прервать этот монолог, чтобы оговорить основы взаимодействия клиентки и бодигарда, но наконец не выдержал явного издевательства юной эстетки. Он пристально посмотрел ей в глаза и, когда Нина замерла, предвкушая, что сейчас услышит особую профессиональную гадость, Нертов внезапно улыбнулся и продекламировал: