Презумпция виновности
Шрифт:
Я ожидал немедленного наказания за нарушение приказа. Улыбка на лице Ангела была ничуть не теплее лунного серпа. Но он сказал всего лишь:
– Маленькая формальность, дружище Ганс. Я должен вручить тебе Вызов.
Конечно. Как я мог забыть! В памяти мгновенно всплыли пергамент и гвоздь. Еще одна освященная веками традиция… Но теперь у меня не было замка и не было никакой собственности. Если не считать рваных тряпок на теле.
И самого тела.
Когда он закончил, я почувствовал себя прекрасно, как в детстве. Спать не
Ангел дал понять, что это в компетенции Суда, но, по его личному мнению, меня скорее всего окончательно превратят в компа («Посмотри на свою рожу, Ганс! Подумай сам, на что еще ты годишься?»).
Кажется, мне удалось обмануть Посла, усыпить его бдительность. Я даже угодливо хихикал в ответ на его шутки.
Но почему такая мрачная перспектива?
«А откуда, по-твоему, берутся компы, болван?»
Ах-ха-ха! Ну разумеется… Спокойной ночи, Ваша Неусыпность!
«Доброе утро, кретин!»
…Вторая ночь. Мы провели ее возле костра, разведенного на равнине, которая поросла кустарником. Так что топлива было вдоволь. Теперь Черный Ангел вел себя спокойно и уверенно. Я заснул бы, как младенец, если бы не видения. Судейский не спал. Он просто сидел, уставившись в одну точку. В темноту. И улыбался.
Кроме того, за все время пути он ничего не жрал и не пил – не иначе, действительно питался эманациями своего темного Хозяина, которые Мозгляк загадочно называл «ястребиным ветром».
Вечером я снова домогался Жасмин. Она снова оттолкнула меня. А потом, когда я уже задремал, проглотив обиду, она обняла меня сзади и жарко зашептала в ухо. Возможно, ее шепот навевал жуткие сны. Демон вселился в нее. Тот самый, который вселился в меня.
Я слышал его «шепот» по нескольку раз за ночь. Самое странное, что мне снилось не прошлое, а будущее. Какие-то грязные комнаты в дешевых отелях, ущелья и закоулки еще незнакомых мне городов и мои жертвы – люди без лиц, пола и возраста; их объединяло только одно – жертвенность. Я убивал их с благодарностью, потому что они давали мне возможность умилостивить моего кровожадного бога, который сделал меня таким. «Брат Каин, иди ко мне», – заманивал меня тонкий и жалобный детский голос. Его незримый обладатель звал меня за собой в темноту, приводил к теплым спящим телам родителей.
И тогда мой ледяной ритуальный нож сверкал в лунном свете. И я слышал торжественную, величественную, неземную, хрустальную музыку иных сфер. И я видел на стенах и в оскорбленных небесах начертанное пылающей кровью слово. Всегда одно и то же слово: «Убийство».
Демон шептал о свободе и любви, немыслимой без свободы и смерти; о том, что все можно изменить, перевернуть, получить власть и устанавливать правила игры. Можно вообще забыть о правилах, но это и есть самая рискованная игра…
А еще мне приснился Гроб Господень. Почему-то он был прозрачным и ужасно хрупким на вид. Внутри него покоился маленький сморщенный старичок. Зрелище было настолько жалким, что во сне я заплакал… Ради Него мы шли на смерть? Ради этого?! Слезы смыли видение и высохли в черноте,
Жасмин стала средоточием вожделения, мистической жертвой извращенной природы, в матке которой скапливалась отрава. Ее распаленное тело так и ходило ходуном; в ее сдавленных кошачьих воплях и похотливых движениях содержалось недвусмысленное обещание. Она искушала меня, отдаваясь моим рукам, но где-то поблизости дежурила смерть. И я видел порой пустые глазницы черепа вместо глаз Жасмин и веселый оскал Костлявой вместо грязных, искусанных в порыве страсти губ… А сквозь глазницы можно было заглянуть в будущее. «Она беременна от тебя, – шептало это будущее. – Твой детеныш унаследует все!..» Я верил в это. Они способны и не на такое. А на что способен я?
Я видел в снах то время, когда Зона опустеет, – и я тоже приложу к этому руку! Меня терзали кошмары: безликие жертвы взирали из темноты и ласково шептали: «Зачем ты погубил нас?..» Нечистая совесть сжигала меня изнутри; змеи, черви, крысы – кто там еще пожирал мои внутренности? Нескончаемая пытка – наказание за то, чего я пока не совершил!
Я видел в снах города, которые будут разрушены, счастливых людей, которые умрут. Как череп сквозь нежную кожу красавицы, сквозь цветущие парки и многолюдные проспекты проступали видения развалин – над ними бродили пыльные смерчи, вмещавшие миллионы неприкаянных душ, и мертвецы кричали из могил: «Когда же ты сдохнешь, проклятое отродье?! Мы ждем тебя, чтобы отомстить…»
Таким образом, у меня не было убежища ни в этой жизни, ни за порогом смерти.
Зато я знал, что мне теперь делать. Решение зрело долго, слишком долго, но действовал я быстро. И это не было импульсивным и бессмысленным деянием безумца, которого людской и высший суды всегда освобождают от ответственности. Сама возможность совершить нечто абсолютно кощунственное придавала мне уверенности в своих силах, в том, что в последний момент рука не дрогнет…
Первые лучи восходящего солнца, первый свет нарождающегося дня – это была заря и моего возрождения. «Откуда, по-твоему, берутся компы, болван?» Надеюсь, я этого никогда не узнаю.
Я отошел в сторонку, якобы по нужде. Улучив момент, незаметно вытащил из кармана моток струн, выбрал и отделил самую тонкую. Блеск! Руки слегка вспотели. Я испытывал тревогу – но лишь за то, чтобы мое настоящее, непревзойденное преступление не оказалось фарсом. Если Посол продумал все наперед и комбинация подстроена, значит, сейчас тот, к кому тянутся нити (или струны?!), покатывается со смеху…
Я подкрался к нему сзади, стараясь ступать неслышно и опасаясь тех самых невидимых «глаз» на затылке Ангела. Но это было всего лишь очередным глупым суеверием. Он по-прежнему сидел неподвижно, уставившись во все еще темную западную сторону. Костер догорал и отбрасывал пурпурные отблески на его шею и кобуру.
Излучатель – вот что заслуживало особого внимания. Стать компом или «бараном» – пожалуй, невелика разница. Одинаковое дерьмо, на мой невзыскательный вкус…
Жасмин еще спала. Сейчас ее лицо было удивительно невинным и казалось почти детским. Мохнатое родимое пятно сливалось с тенью. Я не хотел бы, чтобы она проснулась сейчас. Пусть самое худшее совершается во время сна – почти каждую ночь на несколько часов все мы становимся святыми…