Прибалтийский фугас Петра Великого
Шрифт:
Петр решил воздействовать на психологию немецкого населения Ревеля и отправил в город «универсал», в котором обещал «сохранить в полной неприкосновенности… евангелическую религию, распространенную сейчас во всей стране и городах, все ее старые привилегии, свободы и права».
Универсал Петра, падение Риги и Пернова, а главное, эпидемия чумы сильно подорвали моральный дух гарнизона и жителей. Поэтому до бомбардировки города и штурма дело не дошло.
29 октября 1710 г. Ревель капитулировал. Согласно условиям капитуляции, гарнизон эвакуировался в Швецию. В Ревеле русскими трофеями стали 10 мортир, 57 медных и 174 чугунных пушек. После взятия Ревеля боевые действия в Прибалтике закончились.
Петр немедленно приступил к исправлению крепостей и гаваней в Лифляндии и Курляндии. По его указу
Глава 16
Немецкий заповедник имени Петра Великого
30 августа (10 сентября) 1721 г. в Ништадте был подписан русско-шведский мирный договор. Согласно статье 4 договора ПетруI «и его потомкам и наследникам Российского государства в совершенное неприкосновенное вечное владение и собственность» передавались Лифляндия, Эстляндия с островами Эзель, Даго и Меном и всеми другими до курляндской границы.
В статье 9 говорилось: «Его царское величество обещает при том, что все жители провинций Лифляндских и Эстляндских, такожде и острова Эзеля, шляхетные и нешляхетные, и в тех провинциях обретающиеся города, магистраты, цехи и цунфты [разновидность цехов. – А.Ш.] при них, под свойским правлением имевших привилегиях, обыкновениях, правах и справедливостях постоянно и непоколебимо содержаны и защищены будут.
10. Таков в таких уступленных землях не имеет никакое принуждение в совести введено быть, но паче евангелическая вера, кирхи и школы и что к тому принадлежит на таком основании, на каком при последнем свейском правительстве, были оставлены и содержаны, однако ж во оных и вера греческого исповедания впредь також свободно и без всякого помешательства отправлена быть может и имеет». [119]
Сразу замечу, что Ништадтский мирный договор никто не отменял, и, следовательно, он имеет юридическую силу до сих пор. Правда, ряд договоров, заключенных правопреемницей империи Российской Федерацией после 1991 г., противоречат статье 4 Ништадского мира. Но новые договоры не делают Ништадтский мир ничтожным, и я уверен, что если не в ближайшие годы, то в середине XXI века наши государственные и военные руководители вспомнят о статье 4 Ништадского мира.
119
Под стягом России: Сборник архивных документов / Сост., примеч. А.А. Сазонова, Г.Н. Герасимовой, О.А. Глушковой, С.Н. Кистерева. М.: Русская книга, 1992. С. 123–124.
Что же касается статей 9 и 10, то они носили исключительно декоративный характер и не были обязательны для исполнения российскими властями. Во-первых, уже в XVIII веке, справедливо названном веком просвещения, было смешно думать, что можно на века сохранить в неприкосновенности средневековые реликты – цеха, магистраты и т. п. А во-вторых, политическое и военное положение в районе Прибалтики коренным образом изменилось со времен Ливонской войны. Ни Швеция, ни Речь Посполитая уже не могли и мечтать о вторжении в Эстляндию и Лифляндию, что бы там ни творили русские цари.
Тем не менее Петр I подтвердил права и преимущества земских и городских сословий Лифляндии и Эстляндии, но «с оговоркою, по которой дальнейшее сохранение этих прав и преимуществ должно было зависеть от усмотрения верховной самодержавной власти в России, и затем внутреннее земское управление и управление городов оставил в том виде, как было при шведах, без всяких существенных изменений». [120]
В 1713 г. «Петр I повелел учредить Рижскую губернию, отделив Ревель, Дерпт и все прилежащие к ним территории и включив их в состав губернии Ревельской. В 1722 г. Дерптский уезд был выделен из Ревельской и присоединен к Рижской губернии. Во главе их были поставлены губернаторы из приближенных царского двора, а их заместителями и сановниками в аппарате губернатора, как правило, были прибалтийские дворяне. Последние в своей административной деятельности прежде всего старались блюсти интересы и привилегии местного рыцарства, и обычно указы царского правительства приобретали силу в Прибалтийских губерниях лишь в той мере, в какой они соответствовали местным правовым нормам и интересам немецко-прибалтийских дворян. Это в равной мере относилось и к городским магистратам, и к немецким купцам.
120
Годунов В.И. Краткий очерк истории Эстляндии к 200-летнему юбилею завоевания ее Россией (1710–1910). Ревель, 1910. С. 50.
Даже официальным языком в Прибалтийском крае был признан немецкий, и переписка губернских учреждений с коллегиями велась обычно на немецком языке, исключением являлись лишь бумаги, поступавшие из так называемых «русских канцелярий» лифляндских и эстляндских генерал-губернаторов. Уже одним этим можно объяснить то обстоятельство, что дела, связанные с Прибалтийским краем, в центральных государственных учреждениях обычно попадали к чиновникам немецкого происхождения соответствующих департаментов. Кроме того, в административный аппарат края подбирались лица, знакомые с остзейскими порядками и привилегиями, а такими опять-таки оказывались чиновники из немцев. Таким образом, получалось, что вплоть до самых высших инстанций управлением Лифляндией и Эстляндией ведали чиновники преимущественно немецкой национальности, что не было предусмотрено никакими привилегиями, но, несомненно, благоприятствовало сохранению остзейской автономии». [121]
121
Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Православие в Эстонии. Материалы сайта: http://www.sedmitza.ru/index.html?did=42449.
Система сословно-представительных органов прибалтийского рыцарства, утвержденная еще шведскими королями, давала значительные преимущества немецко-помещичьему дворянству в Прибалтийском крае. В середине XVIII века были составлены особые привилегированные дворянские списки-матрикулы. В них занесли в Лифляндии 172 дворянские фамилии, в Эстляндии – 127 и на острове Эзель – 25. Предки этих дворян владели землями еще во времена Ливонского ордена, шведских и польских королей. Только они получили право полного голоса и являлись членами высшего органа местного самоуправления – ландтага. На территории Эстляндии насчитывалось около 240–250 таких привилегированных дворянских семей, остальные землевладельцы, или так называемые земские дворяне, пользовались ограниченными правами.
Ландтаг (эстляндский, лифляндский и эзельский), сословный орган дворянства, собирался раз в три года и обсуждал все вопросы, касающиеся губернии, избирал чиновников местного самоуправления, суда и полиции. Его постановления имели силу закона для местного населения.
Из представителей наиболее родовитых семей избирали ландратов, руководивших губернией в перерывах между ландтагами. Должности их были пожизненными. Однако эти лица и учреждения присваивали себе права и функции правительственной власти и государственных органов. Судьи получали право фактически безапелляционно произносить приговоры по всем крестьянским делам. Лютеранская церковь и школа превратились в часть сословной организации дворянства, а пастор обязан был помогать вотчинной полиции в установлении личности беглых крепостных.
До прихода русских немецкие дворяне имели право по своему усмотрению наказывать, вплоть до квалифицированной казни, своих крепостных. В 1711 г. лифляндские дворяне обратились к Петру с «покорнейшей просьбой» подтвердить 26-ю статью привилегий Сигизмунда II Августа о праве суда над своими крестьянами по уголовным и гражданским делам. Однако русские власти указали, что рассмотрение уголовных дел есть прерогатива государственных судов, то есть казнить или калечить крестьян теперь было запрещено.